В воскресенье утром ровно в одиннадцать часов мама Камиллы припарковалась перед домом. Эстель Сулиоль никогда не опаздывала. Особенно когда нужно было забрать дочь. Перед отъездом она доверила мужу ответственное дело – следить за приготовлением бараньей ноги и встречать родственников, приглашенных на воскресный обед.
Небо по-прежнему было пасмурным, дождь перестал совсем ненадолго. Эстель полюбовалась перестроенной овчарней, осмотреть которую снаружи у нее накануне не хватило времени. От этого занятия ее отвлекла распахнутая настежь входная дверь. Она перешагнула через булыжник, лежавший на коврике у входа, вошла внутрь и позвала. Ответа не последовало. Ее поразил царящий внутри беспорядок и гробовая тишина. Эстель достала телефон, но увидела, что сети нет.
Обойдя все комнаты, она вышла из дома и стала кричать в сторону леса. Может, друзья отправились на прогулку? Правда, вставать рано, чтобы пойти погулять по лесу, – это было на них совсем не похоже. Ответа также не последовало.
Эстель бросилась к машине и помчалась в направлении Ванса. Как только телефон поймал сеть, она остановилась на обочине и попыталась дозвониться до дочери. Безрезультатно. Она оставила Камилле встревоженное сообщение и позвонила маме Мари, которую хорошо знала. У той было не больше сведений, чем у Эстель, но она не очень беспокоилась. Они уже взрослые, сказала она. К тому же их восемь, так что они ничем не рискуют вместе.
Эстель не стала передавать свое беспокойство маме Мари и позвонила родителям Квентина. Те были в Милане и не представляли, что могло произойти. Они собирались прилететь на следующий день и не могли перенести рейс. Отец Квентина посоветовал Эстель связаться с жандармерией. Что она немедленно и сделала.
52
Меньше чем через пятнадцать минут после звонка Эстель Сулиоль машины жандармерии заполнили пространство перед домом родителей Квентина, которым в конце концов удалось перенести свой рейс. Разбросанные по дому камни напомнили майору Севрану расследования старшины Клебера, который ушел в отставку вместе со своими историями про НЛО и паранормальные явления.
Стоя в саду под вновь полившим дождем, майор разглядывал странное, бросавшее вызов законам архитектуры сооружение, из которого пропали восемь молодых людей.
От размышлений его отвлек далекий лай собак, прерываемый свистками. Его рация затрещала.
– Собаки что-то унюхали, майор! – проорал бригадир Дольфи.
– Вы где?
Майор ждал ответа, но его не было.
– Где вы, бригадир?
– …плато Дьявола… Пш-ш-ш…
Говорить мешали помехи.
– Бригадир, вы меня слышите?
– Пш-ш-ш… Мать! А это еще что за?.. Пш-ш-ш…
– Бригадир, выражайтесь точнее!
– Пш-ш-ш… Лучше вам прийти сюда… Пш-ш-ш… Я покажу вам дорогу…
Жан-Поль Севран под дождем пошел в сторону деревьев, навстречу бригадиру. Идя на лай собак, он прошел мимо зеленых дубов, растущих среди серых скал. Он вышел на поросшую подлеском пустошь. Бригадир Дольфи бежал ему навстречу.
– Сюда, господин майор! – бросил он и побежал назад.
Он задыхался, не столько от бега, сколько от душивших его эмоций.
Севран без вопросов последовал за ним. Зачем расспрашивать Дольфи о том, что он и сам сейчас увидит?
Жандарм свернул на тропинку, спускавшуюся в лощину. Он остановился, чтобы отдышаться, и указал пальцем вниз.
– Плато Дьявола, – сказал он.
– Оно уже больше так не называется, – поправил его майор. – Это плато Идолов.
– Дети там.
– Что?
– Мы нашли двоих. Они связаны, рот заклеен скотчем, на голове пакеты.
Не мешкая они двинулись к этому приметному месту, где высились скалы, напоминавшие лицо то ребенка, то индейца, то африканца. Некоторые утверждали, что именно здесь, в самом сердце аномальной зоны, происходили встречи с инопланетянами. Те же, кто мыслил более рационально, объясняли появление этих причудливых скульптур эрозией известняка, химическими процессами, вызванными действием дождя, ветра и углекислого газа. Когда-то здесь проводили раскопки и обнаружили очень глубокие подземные галереи, куда никто не решался спуститься.
Бригадир Дольфи повел майора меж разбросанными по плато фантасмагорическими каменными фигурами, смотрящими в затянутое тучами небо. Собачий лай эхом разносился в этом загадочном лабиринте. За камнем, напоминающим голову черепахи, они наткнулись на бригадира Ламбера, который говорил с совершенно потерянной девушкой.
– Ее зовут Мари Радиссон, – сказал Ламбер майору.
– Она лежала там, – добавил Дольфи, указывая на расселину в скале, в которой жертва была укрыта от дождя. – А на голове у нее было это!
Дольфи взял белый пластиковый пакет и аккуратно протянул его майору. В нем было проделано несколько отверстий, чтобы Мари могла дышать. С одной стороны черным маркером было написано: «Фото».
– «Фото»? – удивился Севран.
– Там дальше другой молодой человек, – сообщил Ламбер. – Квентин Госсеран. Он тоже был связан, и у него был кляп. Его обнаружили в нише скалы, дырявой как эмменталь. На голове был мешок с надписью «Архи».
Вокруг продолжали лаять собаки.
– Показания обоих лицеистов довольно путаные, – докладывал Ламбер. – Пока мы знаем, что всего их было десять. Все учатся в первом классе отделения прикладных искусств в лицее имени Матисса.
– Десять? Мадам Сулиоль сказала, что их было восемь.
– Возможно, они решили пригласить кого-то еще.
– Сюда! – раздался чей-то крик.
Они бросились по лабиринту «улочек», проложенных между пещерами в слоистых известковых скалах, напоминающих хижины африканского поселения. Именно из-за них это место еще называли «негритянской деревней». Они подбежали к жандарму с собакой, который только что нашел третьего лицеиста, Максима Коэна, лежавшего связанным под скалой в форме сфинкса. Ему на голову был надет пакет с надписью «Музыка».
