Привыкшие к такому сотрясению хозяева, не обращая внимания храпели на печи.
Ближе к полуночи в избу вернулся кот. Огромные зелёные очи сверкнули в отблеске печи. Пареньку стало не по себе. Послышалось довольное мурлыканье. Чёрный кот уплетал оставленные старухой объедки со стола. Поняв, что больше ему не уснуть, тихонечко привстал. Прихватив свой меч.
Ещё когда впервые пересёк порог хаты тут же заприметил лежащий на лавке точильный камень. Присев у края стола принялся придирчиво осматривать обоюдно острое лезвие. На одноручном мече, подарке князя виднелись малые зарубки. Похоже кто — то из прежних хозяев принимал удар на клинок. Обозленно поцокав языком, принялся мерно водить камнем по клинку. Всякий раз высекая поток искр.
Когда казалось — бы все неровности и зазубрены были выведены, придирчивый глаз находил всё новые и новые. Об ногу потерлось что — то мохнатое и тёплое. Послышалось громкое мурлыкание. Немного побродив рядом и поняв, что ему ничего не светит чёрный кот взобрался прямиком на стол. Где, свернувшись калачиком уснул.
Заслышав тихий скрип шагов, юноша поинтересовался:
— Понятно зачем летающие змеи. Для защиты дома. Но зачем вам кот?
Присевшая с противоположной стороны стола старуха с любовью погладила мохнатое тельце. Животное ответило лаской на ласку. Подняв хвост и спину пошло тереться об старуху головой и мордой, не забывая при этом громко мурчать.
— Хочешь верь хочешь не верь, так для души. — Улыбаясь беззубым ртом отвечала старуха. — В здешних краях одиноко. Людей я не очень жалую, раздражают они меня. Ну это ты и сам поймёшь если до старости доживёшь. А вот кошки — это другое дело.
— Я больше собак люблю. — Пожал плечами гость.
— Собаки к человеку привязываются, а коты к дому. Коту плевать на человека с большой колокольни. Кот никогда не пойдет на руки к тому, кого не любит. И если лижет задницу, то только себе. За это их и люблю. Один недостаток, дохнут часто. Только и успеваю привыкнуть.
— Но это ведь не простой кот? — Понимающе кивнул юноша.
— Не простой. — Усмехнулась бабка. — Я его сама заколдовала. Повадился было один торгаш из города к Варваре бегать. Покуда изба наша стояла у берега. Одно время солонину да рыбу мне по реке подвозил. Да такой наглый и прыткий, прямо спасу не было. Пару раз подкарауливал. Бедная девка тогда еще совсем юная была. Я его несколько раз предостерегала, а он себе всё за старое. Ну я его и обратила. Первый десяток лет бегал подле меня, орал. Обратно просился, а теперь вот и сам обвыкся. За уши из дому не выгонишь. Ты пойми дочка моя Варвара, девка хорошая. Только вот нелюдимая. Я сколько раз ей говорила, чтобы в город к людям подалась, замуж вышла. Чего — чего, а приданого я ей насобираю такого что сами князья позавидуют! Но она и слушать не хочет. С головой в учёбу ушла. Сейчас оборотничество осваивает.
В избе повисла долгая тишина. Слышно было как трещать сухие дрова в печи. Когда только бабку успевала их подкидывать? Ведь ни самих дров, ни даже простого топора он не видел. Перун долго собирался с мыслями. Как можно было высказать то чего и сам до конца не понимал? Глядя на трущегося об хозяйку кота спросил, заминаясь:
— Вы спросили меня откуда я. Кто меня прислал. Зачем? Ведь вы и сами всё прекрасно знали.
Бабка долго смотрела не него не мигая. В черных, бездонных будто два колодца глазах вспыхнули огоньки пламени. Всё также поглаживая кота по голове тихо спросила:
— Ответов значит хочешь?
— Хочу. — Как на духу признался он, откладывая меч в сторонку. — Порою мне сняться сны. Даже не знаю, как сказать — то. Будто из другой жизни…. И еще мне кажется, что я здесь чужой.
Ведьма изучающе не сводила с него взора. От этому ему стало не по себе. Когда на печи зашевелилась потревоженная Варвара, обо притихли. Перевернувшись на другой бок, девушка снова уснула. Лишь убедившись в том, что дочка спит по-настоящему старуха тихо продолжила:
— Не зря тебе так кажется. Ты не из нашего мира.
— А от куда же тогда я? И кто я такой? Вся эта сила…. Молнии и облик зверя….
Старуха гневно оборвала его на полуслове, разведя в стороны костлявыми руками:
— От куда ты, мне не ведомо. Но я знаю кто ты. Ты тот самый избранник богов! Которому суждено изничтожить культ. И то что им руководит. Ведь сам культ есть не что иное как неизлечимая болезнь. Опухоль, которую только и остаётся что вырезать. Оставив огромную кровоточащую рану в нашем мире. Но это единственный способ.
— Но почему я?
— Это мне тоже неведомо. На то воля богов. Я долго молила их об избавителе и вот ты здесь. Моя же задача помочь тебе в этой борьбе. Я научу тебя владеть твоими силами. И поведаю тебе всё что знаю о культе и тех, кто его возглавляет.
Юноша искоса посмотрел на старуху. Казалось бы, резкие черты лица ещё больше заострились и вытянулись в тусклом свете языков пламени. Лицо и шея походили на грубо выскобленную из дерева маску.
— С чего ты взяла что я тот самый избранный? Может я просто проходимец…
— Не мели ерунды! — Отмахнулась от него ведьма. Будто от назойливой мухи. — Боги мне всё про тебя поведали, задолго до твоего прихода. Что будет подвластная тебе стихия. Что будешь ты непобедим в личине зверя. Научишься понимать всё людские языки.
— Ну с этим я бы поспорил…. — Хмыкнул гость.
На что ведьма лишь иронично покачала головой:
— А зря! Моё испытание баней ни один смертный ещё не проходил!
— Неудивительно.
— Я тебя трижды спрашивала, тепла ли водица. Ты помнишь?
Он утвердительно кивнул.
— Так вот, спрашивала я у тебя на трех языках. Двое из которых уж ныне забыты и считаются мёртвыми. И каждый раз ты отвечал правильно.
— Я даже не заметил. — Опешил Перун. — Как по мне ты всё время говорила по-нашему….
— А каков он твой родной язык? — Хитро прищурилась старуха. — Кто бы
