практически согнув животы от смеха.
— Нет, от Лукаса, — хрипит Амелия. — Он мертв.
— Ой, извини, — хмурюсь я, понимая, что мало что знаю об Атласе и его семье, кроме того, что видела.
— В любом случае, дело в том, что мы с Габриэлем стартовали не лучшим образом. Я ненавидела его больше всего на свете.
— Но теперь ты счастлива?
— Невероятно, — кивает она. — Сэйнты могут быть сложными.
Я изогнула бровь.
— Я так и думала.
— Атлас, вероятно, самый сложный из всех.
— Он рассказал мне о своем брате, том, которого он, хм, убил.
— Он не сказал тебе почему, не так ли? — Амелия смягчается, в ее глазах появляется какая-то печаль. — Это не моя история, но он сделал это ради семьи. Он не плохой парень.
— Я знаю, — согласна, вздыхаю.
— Ты любишь его? — спрашивает Сьерра.
Я киваю.
— Это безумие? Я едва его знаю.
— Нет, — Амелия похлопывает меня по руке. — Не тебе решать, кого ты любишь и как это происходит, по себе знаю. Но пока не отказывайся от него. Ты для него самое лучшее, ты ему нужна больше, чем кто-либо из нас.
— Он всю жизнь был один, не так ли?
— В каком-то смысле я думаю, что да, — Амелия кивает. — Он окружен людьми, но он один. Он никого не впускает. По крайней мере, до тебя.
Печаль сжимает мою грудь, душит сердце.
— Он не впустил меня, Амелия.
— Уверяю тебя, так и было. Может, он и не показывал этого так, как ты знаешь, но я никогда не видела его таким, каким он есть с тобой.
— Ты не слышала, что он мне сказал. Он хотел, чтобы я ушла, он не хотел меня.
— Не отказывайся от него, — повторяет она. — Он придет в себя.
— И я должна висеть в подвешенном состоянии, пока он этого не сделает? — я не могла помешать резкому тону проникнуть в мой голос, но была ли я не права? Я хотела помочь ему, собрать его. Я буквально влюбилась в каждый его осколок, но как можно было ожидать, что я буду просто сидеть и ждать мужчину, который не хочет, чтобы его любили?
— Думаешь, такой человек, как Атлас, просто отпустит тебя? — Амелия бросает вызов.
— Он сделал это.
— Нет, он этого не сделал, — она качает головой. — Если бы он тебя отпустил, поверь мне, ты бы не сидела сейчас здесь с нами и не говорила о нем. Атлас похож на Габриэля, они собственнические, ревнивые, защищающие, прямо сейчас он думает, что тебе будет лучше без него, но когда он поймет, что ты принадлежишь ему, он будет умолять у твоих ног.
— И ты знаешь это по себе?
— Габриэль пытался меня отпустить, — смеется она. — Это длилось всего пять минут.
— Прошла почти неделя
— Он вернется, — она пожимает плечами.
— Я жалкая? — я обхватываю кружку руками. — Если я хочу, чтобы ты была права? Он причинил мне боль тем, что он сказал, как он поступил, и все же я бы приняла его обратно в мгновение ока.
— Нет, — выдыхает Амелия, и выражение ее лица наполняется пониманием. — Это делает тебя человеком. Сражайся за него, Эмери.
* * *
Я долго думала о разговоре между мной и Амелией через несколько часов после того, как мы закончили. Моя старая квартира была пуста, и я была на новом месте, коробки и сумки были разбросаны повсюду, день был темным, дождь и ветер обрушивались на город за окнами. У меня все еще были ключи от пентхауса, и я поняла, что у меня все еще есть ключ от его дома.
Чтобы он сделал, если бы я просто появилась?
Например, прямо сейчас?
Я явно не соображала, потому что обнаружила, что собираю одежду, чтобы выйти на улицу, и хватаю ключи от машины. Двадцать минут спустя я подъезжаю к темному дому, дождь лил ливнем.
Весь свет выключен, на улице тихо, но я перехожу дорогу, руки трясутся, когда я вставляю его ключ в замок и открываю дверь, вступая в тепло и мужской аромат дома Атласа.
— Атлас? — шепчу я темноте.
Из кухни доносится предупреждающее рычание, я знала, что Джинкс будет за перегородкой, которая удерживала его в комнате по ночам, но я все равно иду в том направлении, чтобы успокоить собаку и дать ей понять, что это я.
Я уже на полпути, темнота делает передвижение невероятно трудным, когда я чувствую, как что-то твердое прижимается к моему затылку.
Я замираю, сердце подпрыгивает в горле.
— Атлас? — выдыхаю я, надеясь на все, что есть, что это он позади меня.
— Эмери!? — задыхается он, мгновенно убирая пистолет, разворачивая меня. — Что за херня!?
Он бьет рукой по стене, видимо, по выключателю, а затем передо мной оказывается его красивое лицо, но, черт возьми… он выглядел ужасно.
Темные тени под глазами от недосыпа, синяки и порезы на коже от драк, и в глубине его карих глаз было какое-то безумие.
— Прости, я… — я запнулась, почему я здесь?
— Ты что? — он делает шаг назад.
— Я пришла за этим, — лгу я, держа брелок и показывая ключ от пентхауса. — Я переехала.
— Я знаю.
— Ну, мне это больше не нужно, — говорю я.
— И это не могло подождать? — он превращает выражение лица в пустую маску.
— Что случилось? — выпалила я, не в силах оторвать взгляд от синяков и порезов. Моя рука тянется вперед, и, к моему шоку, он остается неподвижным, позволяя моим пальцам скользить по ранам на его коже. Его тело принимает мои прикосновения, глаза закрываются, как будто все, что ему когда-либо было нужно, это моя рука на его лице.
— Светлячок, — шепчет он.
— Я здесь, — я подхожу ближе, прижимаясь к его груди и обхватив рукой щеку. — Я здесь, Атлас.
Он наклоняет подбородок вниз, и впервые с тех пор, как он попросил меня уйти, я почувствовала себя как дома. Его губы ласкали мои, его запах проникал в мой нос, и я действительно была дома.
Блядь. Этот мужчина сводил меня с ума. И мне это, черт возьми, нравилось. Несмотря на боль, горе и печаль, я люблю его.
Меня даже не волновало, если это ненормально, если это сделает меня слабой или отчаявшейся. Я люблю его.
Проходит секунда после того, как его губы отрываются от моих.
— Уходи.
— Атлас, — умоляю я.
— Эмери, нет, — шепчет он. — Нет.
— Ты действительно не хочешь меня? — спрашиваю я. — Скажи это серьезно, Атлас. Скажи мне, что ты не чувствуешь того, что чувствую я.
— Как такой мужчина, как я, мог полюбить такую женщину, как ты, светлячок? —
