Сьюлин хотела увидеть Эша — настаивала, чтобы ей дали с ним увидеться, как только узнала об этом, — но ее долгое время не пускали к нему. К мальчику позвали врачей. Эша лихорадило, то он проваливался надолго в беспробудный сон, а когда просыпался, тотчас требовал, чтобы ему разрешили уйти в пустыню.
Он перестал есть, и когда Сьюлин наконец позволили войти к нему в комнату, она с трудом узнала его. Эш всегда был круглолицым, щекастым и казался маленьким для своего возраста. Теперь он выглядел костлявым, а из глубоко ввалившихся глазниц взирали глаза со странными золотыми блестками.
Она спросила «что с тобой?», не ожидая ответа, но ее поразил его ответ:
— Я хочу пойти и увидеть их.
— Что? Кого? Кого ты хочешь увидеть
— ?Аб-ашкен.
Это и так звучало странно, а из-за робкого голоса мальчика прозвучало еще странней. Сьюлин почувствовала, как у нее пробежал холодок по коже, от поясницы до макушки.
— Каким образом ты хочешь их увидеть?
— Там, в пустыне, — сказал Эш.
— Там ничего нет!
— Есть. Аб-ашкен.
Потом он опять расплакался, и Сьюлин пришлось уйти. Сиделка, постоянно находившаяся при нем, вышла за ней в коридор и сказала:
— Он каждый день теперь просится в пустыню. Но я впервые от него слышу про аб-ашкен.
Правда ли они там — эти гипотетики, аб-ашкен? Или хотя бы какие-то их следы или останки?
Сьюлин спросила об этом одного из воспитателей — сухонького старичка, который, до того как стать Четвертым, преподавал астрономию.
— Да, на юге что-то происходит, — ответил он и показал ей серию аэрофотоснимков, сделанных в течение последних дней.
На снимках пустыня не слишком отличалась от ландшафта за воротами станции Бар Ки: те же песок, пыль, скалы. Но на широком косогоре вырос целый лес предметов настолько неестественных, что их трудно было описать, — полуоформленных или абсурдно недоразвитых, как показалось Сьюлин. Трубки, окрашенные в яркие цвета, серебристые шестиугольные зеркала, пустотелые шары — многие из этих предметов срастались друг с другом, образуя что-то вроде огромного членистоногого насекомого.
— Наверное, туда он и хочет, — предположила Сьюлин.
— Может быть. Но мы не можем ему этого позволить. Сама понимаешь, насколько это опасно.
— Ему опасно оставаться здесь! Он выглядит так, словно он при смерти!
Воспитатель пожал плечами:
— Это решать не нам с тобой.
Может, он был и прав. Но Сьюлин не на шутку испугалась за Эша. Друг он был или нет, но других друзей у нее не было. Нельзя, чтобы его держали взаперти, как пленника. Сьюлин жаждала освободить его. Она всерьез обдумывала план, как проникнуть к нему в комнату и вывести его наружу. Но коридоры станции никогда не пустовали, а при Эше постоянно кто-то дежурил.
Теперь ей редко позволяли навещать его. Ее жизнь опустела без его молчаливого присутствия. Иногда, проходя мимо его двери, она вздрагивала, слыша его плач или крик.
Бесконечные жаркие дни текли друг за другом. Все оставалось по-прежнему. Ее учитель говорил, что там, в пустыне, растения аб-ашкен уже отцвели и начали вянуть из-за своей неприспособленности к здешним природным условиям. Но тревога Эша становилась все сильней и сильней.
* * *
— Эти растения действительно представляли какую-то опасность для людей? — спросил Двали.
— Для людей — нет, никакой. Это вообще не живые организмы, а некое подобие жизни, не более того.
«Все равно что оранжерейные цветы посадить в пустыне», — подумала Сьюлин.
* * *
Последний раз она видела Эша в живых день спустя.
С утра Сьюлин отправилась прогуляться по тем местам, где они обычно ходили вместе. Воспитатель, присматривавший за ней, тактично держался поодаль, понимая, что Сьюлин переживает, и ей лучше сейчас побыть одной.
Как и все эти дни, было очень жарко. Скалы отбрасывали на песок длинные тени. Сьюлин бесцельно бродила неподалеку от ворот, ни о чем толком не думая — вернее, стараясь изо всех сил не думать об Эше, — и тут она увидела его. Это было словно пугающий мираж. Эш сидел на корточках за большим валуном и смотрел на юг.
Как он здесь очутился?.. Сьюлин оглянулась на своего сопровождающего. Пожилой Четвертый присел передохнуть в тени южной стены станции. Старик не заметил Эша, а Сьюлин, разумеется, не сделала ничего такого, чтобы ом заподозрил неладное.
Она медленно подошла поближе к камню, стараясь не ускорять шаг и не привлекать к себе внимания. Эш жалобно посмотрел на нее из своего укрытия.
Она нагнулась, словно разглядывая кусок сланца или какое-то насекомое, и прошептала:
— Как ты оттуда выбрался?
— Не говори им, — попросил Эш.
— Разумеется, не скажу! Ни за что! Но как…
— Все ушли. Я украл плащ, — добавил он, приподымая руки. На нем было внушительных размеров белое одеяние, принадлежавшее кому-то из взрослых. — Перелез через северную стену, где она соединяется со скалой, и спустился вниз.
— Но что ты здесь делаешь? Через пару часов стемнеет.
— Я делаю то, что должен.
— А что ты будешь есть и пить?
— Я могу не есть и не пить.
— Нет, не можешь. — Она настояла, чтобы он взял ее бутылку с водой, которую она всегда брала с собой, выходя в пустыню, и плитку прессованной муки, прибереженную ею для себя.
— Они хватятся меня, — сказал Эш. — Ты не скажешь им, что меня видела?
Такого долгого разговора у них с Эшем не было еще никогда. В сравнении с тем, что раньше, настоящий словесный потоп.
— Да, в смысле, нет, — ответила она. — Конечно, не скажу.
— Спасибо, Сьюлин.
Еще одна сногсшибательная новость: впервые за все годы он назвал ее по имени, может быть, вообще впервые назвал кого-то по имени. Перед ней на песке сидел, пригнувшись, не просто Эш. А Эш плюс еще кто-то.
Аб-ашкен, подумала она. Это гипотетики сейчас смотрят на нее его странными глазами.
На станции зазвонил колокол, задремавший проводник Сьюлин встревожился и позвал ее.
— Беги, — прошептала она.
Сьюлин не стала дожидаться, чтобы убедиться, последовал ли Эш ее совету. Она вернулась к станции, сделав вид, что ничего не произошло, и подошла к проводнику. Она словно онемела — словно безмолвие, в которое столько лет был погружен Эш, вошло в ее уста и лишило ее голоса.
* * *
— Чего он, собственно хотел? — спросил Двали. — Найти эти артефакты — а дальше?
— Не знаю. Наверно, для него это было чем-то вроде услышанной команды, решающего звонка. Тот же инстинкт или алгоритм, который заставляет гипотетиков соединяться в сети, обмениваться информацией, воспроизводить себе подобных. Таким же образом он мог воздействовать на Эша из-за того, что он оказался слишком близко от их устройств.
