я поняла, что происходит, я решила прекратить свою помощь. Это было самым трудным решением в моей жизни.
Она изводила меня шантажом и просьбами, звоня через каждые три минуты, прося подвезти ее куда-то и обещая заплатить за это, если в моем сердце «не осталось сил для оказания дружеской поддержки». Это были ее собственные слова. Я снова сдалась и поехала за ней в Натик, чтобы потом отвезти в Линн.
Она выбрала самое неподходящее время. Было одиннадцать часов вечера, мы заблудились, и оказалось, что Софи не имеет ни малейшего представления о том, куда нам надо ехать.
Она была движима смутной надеждой, что узнает нужный ей дом, как только мы к нему подъедем.
Предыдущей ночью я ушла от клиента в четыре утра, а этим утром в восемь тридцать меня ждали студенты, так что я была совершенно не расположена к таким играм. Я протянула Софи свой сотовый и рявкнула:
- Звони этим людям и узнавай, как до них доехать. - Мое терпение было на исходе.
Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом.
- Я не знаю, как их зовут. Но я помню, как выглядит дом. Я его узнаю! Давай еще поездим по улицам!
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. По моему представлению, она могла бы уже несколько раз купить этот наркотик, если бы мы решились остановиться на одном из углов, которые проезжали. К слову сказать, мы находились, наверное; в самом неблагополучном районе этого городишки.
- Софи, ты же сказала, что это займет не более полутора часов.
- Ну, я так думала, - капризно протянула она. - Джен, давай не будем. Мы уже приехали.
«Посмотрим», - подумала я и дала ей еще десять минут.
- Все, мы не нашли этого места. Я еду домой.
- Как ты можешь так поступать со мной? - это был почти вой.
- Нет, скажи лучше, как ты можешь так поступать со мной, - ответила я. - Софи, ты просто используешь меня, и мне это уже надоело. Тебя оставить тут или отвезти домой?
- Давай просто доедем до конца вон той улицы, по-моему, это место мне знакомо…
Я крутанула руль и добилась такого потрясающего скрежета тормозов, который у меня с тех пор ни разу не получался. Я везла ее домой, не говоря ни слова, пока она плакала и умоляла вернуться. В гробовом молчании я ждала, пока она выйдет из машины, потом поехала к себе, и не поднимала трубку телефона, который звонил всю ночь.
И черт ее подери, она все-таки умудрилась снова выпотрошить мой бумажник.
Я больше не могла так жить, одновременно любить ее и ненавидеть.
Я начала отвечать на ее звонки словами: «Извини, но я не могу с тобой разговаривать». Я выплатила магазину всю стоимость ее мебели, злясь на собственную глупость и сожалея о том, что ей это не помогло. Но даже тогда во мне оставалось что-то от Питера Пена, который не хотел взрослеть. Эта часть моего «я» завидовала Софи, запершейся в квартире с задернутыми шторами, равнодушной ко всему миру и вдыхающей сладкий дым смертельного блаженства из трубки с крэком.
Одна из девочек, работавших на Персика, как-то рассказывала, что попробовала кокаин и он ей не понравился.
- Он заставляет тебя всю цепенеть, - объясняла она. - Во всех отношениях. Я была удивлена тем, какое влияние он оказывает на сердце, мозг. Он будто отнимает у тебя способность чувствовать. Тебе просто становится на все наплевать. Я не хочу лишаться своих чувств.
Да, она была права. Но эти слова принадлежали молодой, здоровой девушке, у которой впереди была вся жизнь. Когда ты ждешь, что перед тобой откроется будущее, с его таинственностью, восторгом, обещаниями и надеждами, легко торопиться жить и спешить чувствовать.
С другой стороны, она сказала о кокаине чистую правду.
Я перестала разговаривать с Софи, и постепенно она сама перестала разговаривать со мной. Незадолго до того, как закончилась моя карьера девочки по вызову, я слышала, что она делала минеты в парадных большого дома на Финуэй за дозу крэка.
С того времени прошло много лет, но эти воспоминания до сих пор вызывают у меня слезы, мое горло саднит, а желудок скручивает в тугой узел. Я все еще чувствую это. Мы были похожи на выживших жертв кораблекрушения. Я пыталась удержать Софи на воде, но она все равно утонула.
Мне остается лишь гадать, все ли я сделала для того, чтобы она осталась здесь, со мной, на поверхности водной глади, отплевываясь от соленой влаги и надеясь на спасение.
Разумеется, Энди был прав, говоря, что она не хочет умирать в одиночку. Если бы она могла, то с радостью взяла бы меня с собой. Нет, не потому, что ненавидела меня или была ко мне безразлична. В конце пути я просто стала для нее источником средств. Она потеряла способность чувствовать, полюбив наркотик последней любовью.
Должна признаться, я не считаю, что у меня было больше сил, чем у Софи. Я ничем не лучше ее, даже не умнее. Единственной разницей между нами может стать более легкий груз воспоминаний, который достался мне. Я не знала, что такое отец-мучитель и мать, которая может отвернуться от тебя.
Хотя, возможно, я до сих пор пытаюсь найти ей оправдания.
Я была знакома с женщиной, работавшей на Персика. В возрасте пятнадцати лет она стала жертвой группового насилия, выжила после подпольного аборта, попытки самоубийства и трех мучительных связей с мужчинами. Она принимала наркотики, но смогла бросить. Так что, возможно, все зависит не от тяжести испытаний, а от смелости и желания жить.
Или от простого везения. Если так, то из нас двоих повезло мне, а не Софи.
Я вспоминаю ее почти каждый день. Моя память хранит много событий той жизни, но только Софи может вторгнуться в мой сон и заставить меня плакать ночами. Мой муж уже привык к моим кошмарам. Он просто прижимает меня к себе и не задает вопросов.
Несколько лет назад я попала на семинар, посвященный наркомании, и там узнала, что именно делает кокаин с телом человека. В мозгу у нас есть вещество, называемое дофамином. Оно позволяет нам чувствовать радость, удовольствие и счастье. Мозг самостоятельно регулирует количество вырабатываемого дофамина, достаточное для того, чтобы вы находились в хорошем настроении. Кокаин легко и быстро усваивается кровью и блокирует дофамин. Мозг на это не реагирует, поскольку кокаин действует намного сильнее и ярче.
