Если он слышал разговор в ванной, значит, так и должно быть, если только Франко показал ему не весь разговор целиком. Если только он не сохранил эту часть информации, чтобы позже использовать ее в качестве рычага воздействия.
Во время нашего спора я не могла достаточно хорошо прочитать выражение лица Луки, чтобы понять, знает ли он. Он был злее, чем я когда-либо его видела, а я видела его в приступах ярости, которые приводили меня в ужас. На этот раз между нами не было электрического разряда, не было жара, превращающего яростный спор во что-то грязное и сексуальное.
На этот раз было холодно. Он не хотел иметь со мной ничего общего. И это почему-то еще более пугает. Если Лука не знает о ребенке, то это, по крайней мере, дает мне немного времени. Если он знает, то, скорее всего, он вернется с конклава со своими решениями, и одним из них будет поездка в больницу для меня, чтобы положить этому нежелательный конец.
У меня больше нет плана. У меня нет возможности выбраться. Нет возможности сбежать.
Я зажата в угол. И даже если бы я смогла придумать какой-нибудь план, Ана ни за что не смогла бы пойти со мной. Я не могу оставить ее здесь в таком состоянии. Если я убегу и оставлю ее здесь, я знаю, что либо Франко, либо Лука убьют ее.
Уже очень поздно, когда она снова просыпается. Я приготовила немного супа и поставила его перед ней на поднос, намереваясь помочь ей съесть его.
— Ты хорошая подруга, — слабым голосом произносит Ана, когда я помогаю ей с первой ложкой. — Самая лучшая. — Она сглатывает, стараясь дышать ровно через свой ушибленный и, возможно, сломанный нос. — Лука все еще здесь?
Я качаю головой.
— Он уехал на конклав. Он разговаривал с Франко. — Я делаю глубокий вдох и вижу страх на ее лице при одном упоминании его имени. — Франко рассказал ему о нашем плане. Что он узнал, и именно поэтому он сделал это с тобой.
Ана кивает.
— Вот почему я не хотела в этом признаваться. Я надеялась, что смогу свалить это на Братву, но Лука бы понял, что я лгу. И это привело бы к началу войны. Я не была уверена, что хуже.
— Ты отлично справилась, — обещаю я ей. — Лука был в ярости. Отношения между нами налаживались, но определенно не сейчас. Я не думаю, что они когда-нибудь наладятся снова. Он чувствует, что я предала его, и в каком-то смысле он прав.
— Он знает о ребенке? — Спросила она.
— Я не знаю, — признаюсь я. — Но я ему ничего не сказала. Если он знает, значит, он узнал об этом каким-то другим способом.
Ана вздрагивает.
— Мне так жаль, София. Я пыталась…
— Шшш. — Успокаиваю я ее, подавая ей еще одну ложку супа. — Это не твоя вина. Это моя вина, что это случилось с тобой. Мне никогда не следовало просить тебя об этом. Я должна была догадаться, что в этом гребаном месте найдется кто-то, кто может нас услышать, из-за чего у нас обоих будут неприятности…
— Ты была в отчаянии, — мягко говорит Ана. — Я не могу сказать, что я бы не сделала то же самое. Я не сержусь на тебя, София. Ты была в безвыходном положении.
— Так ли это? — Я прикусываю нижнюю губу, стараясь не заплакать. — Ты действительно так думаешь?
— Конечно, — говорит она, проглатывая еще ложку супа. — Но есть еще кое-что, что я должна сказать тебе, София. Кое-что я узнала после того, как переспала с одним из бригадиров.
— Что? — Я отложила ложку, мое сердце пропустило удар в груди.
— Лука может думать, что ты предатель, но ты не настоящий предатель в его рядах, — тихо говорит она, так тихо, что кто-нибудь, притаившийся за дверью, вряд ли смог бы услышать. — София, это Франко.
Мгновение я просто тупо смотрю на нее, почти так же, как я смотрела, когда она произнесла его имя ранее сегодня днем.
— Он не просто избил меня почти до смерти из-за нашего разговора. Это было потому, что он знал, что я была на грани или уже узнала информацию о том, что он делал. И боже мой, София, это плохо.
— Что ты выяснила? — У меня голова идет кругом. Если есть способ убрать Франко, доказать, что он все это время лгал Луке, тогда все, что он сказал обо мне, дискредитировано. Лука, возможно, и слышал запись, но это не значит, что я не могу попытаться как-то реабилитироваться, если честность Франко достаточно сильно поставлена под сомнение.
По крайней мере, достаточно, чтобы спасти жизнь Аны и мою.
— Ты же знаешь все слухи о происхождении Франко? — спрашивает Ана, и я киваю. Лука упоминал об этом раньше. — Ну что ж, — продолжает она, и ее голос немного срывается от напряжения. — Это правда.
— Как… что?
— Его отец ирландец, — подтверждает Ана. — Колин Макгрегор, король ирландской мафии. У него с матерью Франко был роман, как и ходят слухи. Конечно, Росси заставил ее пройти тест на отцовство, и она подделала его. Подкупила администратора, чтобы тот изменил результаты. Таким образом, результат теста, который был у Росси в сейфе в кабинете Луки, является ложным. Франко сын Колина.
— Но… как это влияет на Братву?
— У Виктора есть реальные результаты, те, которые говорят о настоящем происхождении Франко, — говорит Ана приглушенным шепотом. — И он вешает это на голову Франко, чтобы заставить его предать Луку. Все это время Франко выдавал русским секреты, помогая им укрепляться.
— Значит, он, по крайней мере, частично ответственен за смерть матери Катерины. — Я хмурюсь. — Я не знаю, будет ли Лука так уж сильно заботиться о его происхождении, Ана. Он не такой традиционный, каким был Росси. Возможно, ему все равно, что Франко наполовину ирландец. Он почти наверняка воспримет это как предательство Колина Макгрегора и матери Франко. Он не будет считать это виной Франко. И как бы сильно я ни хотела, чтобы Франко умер после того, что он сделал с тобой, я не могу сказать, что он был бы неправ на этот счет. Франко не виноват, что его мать обманула его, и тот факт, что Росси убил бы его за это, и факт того, что это висит над головой Франко, ужасен. Франко его лучший друг, Лука защищал его всю свою жизнь. Эту дружбу будет трудно разрушить.
— Конечно, в этом романе нет его вины. Но Луке, тем не менее, будет небезразлично это предательство, —
