рук Джотто Ивановича граничила со всеми разумными законами физики. Предметы будто липли к его рукам. Потом шла юморная нарезка кадров, на которых Джотто Иванович и Лёник измеряли рулеткой дерево. То самое дерево возле озера. Зачем они его измеряли? В любом случае, затем следовал еще один классический переход через кружок, который в этом «фильме» выглядел даже очень мило. На экране появилась надпись, удивившая меня. На экране каким- то особым шрифтом было написано- «Василе». Мы же только неделю знакомы, зачем было меня включать в это? Я вообще не замечал, чтобы у него была когда- то камера. Как он снимал всё это? На экране были моменты с нашей рыбалки, с нашего похода в лес и даже тот вечер у Оны. Где он держал всё это время камеру? Когда всё закончилось закадровый голос сказал абсолютно серьезным, не свойственным Ленику тоном- «Мы ещё встретимся». И мне почему- то кажется, что направлены эти слова были именно на меня. Когда мы встретимся ещё?
Экран потух, фильм закончился. Публика рукоплескала автору, которого не было и не будет больше в этой комнате. Хотя, последние его слова, звучавшие с другой стороны старого телевизора, произвели на меня должное впечатление. Надеюсь, у тебя все хорошо там, Лёник. Ты был отличным другом, пусть и всего неделю. Надеюсь, что мы правда встретимся.
После просмотра мы всей соседской ватагой принялись пить чай. Я даже начал чувствовать себя частью всего этого сообщества. Казалось, что нас объединяет что- то незримое и еле уловимое. Мои мысли прервал Джотто Иванович. Он присел рядом со мной на крыльце и начал разговор:
– Очень милый фильм! Как тебе? По- моему, в нем была какая- то задумка, понятная только автору, но кто ж будет винить фильм за такое, да? Творец на то и творец!
– Да, только вот я ни разу не видел, чтобы Лёник снимал меня. То есть, буквально не видел его с камерой в руках ни разу.
– Это он умеет! Послушай, Василе- с многозначительным тоном начал Джотто Иванович- как думаешь почему мы все здесь собрались?
– Ну. Здесь все, кто знал Лёника?– ответил я, но у меня были другие мысли.
На самом деле, мне кажется, что нас объединяет некий синтез теории вероятностей и паттернов жизненной драматургии. Например, вот, если ваза стоит на каком- то постаменте, то она обязательно когда- нибудь оттуда свалится самым драматическим образом. И говорить за это не только теория вероятности, но и закон жанра, действующий, к сожалению, и в жизни. Люди в своё время пытались вынести различные законы жанра из жизни в театр и на пергамент, но ничего не получилось. Изгнание событийных линий в сферу человеческих выдумок не лишили их силы в настоящем мире. Это породило лишь цикл различных страданий, показанных на сцене. Но и они могут быть полезны. Вот посмотрел какой- нибудь римлянин миф о Эдипе и теперь дважды подумает, прежде чем убивать мужиков на дороге, да жениться на взрослых женщинах.
– Это отчасти правда, Василе – продолжил Джотто Иванович- Его знала вся станица, но по- настоящему знали лишь мы. Лёник подарил нам место для побега. Теперь, когда захочется куда- нибудь сбежать в теплое место, можно смело убегать в его фильм. С тобой ничего странного не происходило в последнее время?
– Помимо того, что в моем дневнике сами собой появлялись надписи или того, что я видел вас в лесу, убегающим от меня? Ну еще был дом, который перемещается сам собой, но это уже мелочи.– иронично ответил я.
– Василе, клянусь всем светом и своим сердцем- это был не я. Трижды клянусь. А что за надписи в дневнике? Что- то односложное?– спросил он обеспокоено.
– Может правда переволновался и глаза меня обманули- сказал я, утаив свое сомнение- А надписи очень даже содержательные и осмысленные. Даже осмысленнее многих сочинений на ЕГЭ.
– А там теперь сочинения пишут? И какая у тебя оценка была?– искренне спросил Джотто Иванович.
– Там система балльная.
– И сколько было у тебя?
– Что- то среднее, но я все таки поступил.
– А куда?
– На филологическое.
– Наверное, очень интересно!– вновь очень даже искренне проговорил Джотто Иванович.
– Очень даже, особенно, если ходить на пары. С этим у меня беда.
– Почему же? Неужели, есть что- то интереснее того, чтобы постичь и обуздать язык? Это же ключ ко всему!
– Может и так, но мне больше нравилось ходить по заброшенным зданиям и искать там чего.
– Да, Василе! – понимающе ответил Джотто Иванович- полностью разделяю твои чувства. Есть в этом что- то. А про твой ЕГЭ скажу так. У тебя на этой неделе будет возможность его пересдать, хе- хе. Василе, а не будет вульгарным и навязчивым, если я попрошу тебя показать мне инородные записи в дневнике?
– Конечно. Сейчас принесу.
Джотто Иванович бледнел с каждым прочитанным словом. Реакция Ийа была более спокойной и внушала мне хоть какую- то твердость в ногах. Глаза Джотто Ивановича выбивали из под них почву. Прочитав, он сказал- «Василе, завтра тебе точно нужно прийти ко мне. Это очень- очень важно. Ни о чем не волнуйся. Я пойду. Спокойной тебе ночи» и скрылся в ночи невероятно быстрым шагом. Мне ничего не оставалось, как зайти домой. Большая часть гостей уже покидала дом. Эту ночь я решил провести в «своем» доме, стесняясь тревожить приютившую меня семью еще на один день. Никто этому не препятствовал. Более того, Богдан Алексеевич вызвался проводить меня, пока Мария Семеновна мыла посуду. Теплая весенняя ночь своим мягким жаром плавила замки внутри меня, открывая давно забытые чувства. Например, чувства наслаждения осознания себя в данный момент в очень приятных обстоятельствах, находясь в полной безопасности. Это не интерес, который я испытывал к развалинам. Моя личность не распадалось, и я наслаждался внешними обстоятельствами. Теплой ночью, бурной природой, пением сверчков и даже самим отсутствием палящего света. Может всё это подвигло меня начать разговор, да и давно нужно было поинтересоваться:
– Богдан Алексеевич, а чем вы тут занимаетесь? Ну. В целом. Как проводите дни? Как их проводит Мария Семёновна?
– Знаешь, Василе. Деревня хоть и маленькая, но здесь постоянно что- то у кого- то ломается. Но в этом мире есть не только оказии, есть еще и я! Хе- хе. Мне кажется, что я в нашей деревне концептуальный персонаж- господин ворливый, но добрый. Иными словами эдакий Чинилкин. Можешь смеяться, но я представляю себе это так. И тащат мне вот всё, а я чиню. В свободное
