Обычно он спрашивал у пациентов разрешение на запись сеансов. Однако случалось, что он с осторожностью преступал эту грань и записывал без их ведома, что шло вразрез с профессиональной этикой.
Было уже поздно. Сантьяго собирался вернуться домой, отужинать с супругой и прочитать план диссертации о нейропластичности: методология одной из докторанток его особенно интересовала.
Итак, Сантьяго уже собирался выйти из кабинета, как вдруг обратился к своему голосовому помощнику, названному в честь Жака Лакана «Быдловатым Жако».
— Скажи, Жако…
Синтетический голос тут же ответил:
— Да, Сантьяго, что я могу для тебя сделать?
Как обычно, эта искусственная, раболепная интонация из ниоткуда взбесила Сантьяго. За столько времени могли бы уже придумать варианты… Сантьяго чуть было не крикнул ассистенту: «Ты можешь пойти на хрен!» — но сдержался, вспомнив о пользе голосового помощника в ситуациях, когда руки заняты (например, раскладыванием бесконечных папок, скопившихся на столе) или когда приходится делать несколько дел одновременно (распространенная болезнь времени, от которой Сантьяго даже не пытался избавиться). Когда-то психиатр хотел исследовать возможности помощника и заводил с ним многочисленные бессмысленные и пустые беседы. Сантьяго прекрасно знал, что Жако не отвечает на оскорбления.
— Кто такой Сэмми Диоре?
Процессор заработал, и менее чем за две секунды на экране высветились результаты поиска. Слащавый голос Жако поучительно зачитал ответ, который показался ему наиболее полным:
«Сэмми Диоре — французский ютьюбер. Родился в две тысячи одиннадцатом году, известен благодаря каналу „Веселая переменка“, созданному Мелани Кло. С две тысячи шестнадцатого по две тысячи двадцать третий на „Ютьюб“-канале появилось больше полутора тысяч роликов. Разные СМИ оценивают доходы семьи Диоре в двадцать миллионов евро.
В две тысячи девятнадцатом году Элиза Фавар похитила Кимми Диоре, сестру Сэмми, которой было на тот момент шесть лет. Через семь дней интенсивных поисков похитительница сама пришла в отделение уголовной полиции в сопровождении ребенка.
С две тысячи девятнадцатого по две тысячи двадцатый аудитория канала „Веселая переменка“ выросла с пяти до семи миллионов подписчиков.
Принимая во внимание готовящийся законопроект о коммерческой эксплуатации детей-ютьюберов, семья Диоре создала отдельный канал для каждого ребенка. Канал „Веселый Сэм“ мгновенно стал очень популярен. За несколько месяцев больше миллиона человек подписались на профиль Сэма в „Инстаграме“.
Девятнадцатого октября две тысячи двадцатого года Парламент окончательно принял закон, регулирующий деятельность детей-инфлюенсеров. Однако каналы „Веселая переменка“ и „Веселый Сэм“ продолжили выпускать ролики в прежнем темпе.
На своем личном канале Сэмми тестировал компьютерные игры. В две тысячи двадцать третьем году газета „Ле Монд“ провела расследование и рассказала о стратегиях и финансовых уловках, на которые идут родители детей-инфлюенсеров, чтобы обойти закон.
В две тысячи двадцать девятом году восемнадцатилетний Сэмми исчезает из Сети без объяснений. Он перестает выкладывать видео на „Ютьюбе“ и в других соцсетях. С тех пор он не появился ни в одном ролике своей матери. Множество журналистов безрезультатно пытались узнать о причинах такой резкой перемены.
Тем не менее все видео „Веселой переменки“ и „Веселого Сэма“ по-прежнему доступны на „Ютьюбе“. Они продолжают набирать просмотры и приносить прибыль».
— Спасибо, Жако, — сказал Сантьяго.
— Не за что, Сантьяго. Я всегда рад помочь.
— Ага, конечно…
Сантьяго сложил несколько папок и повторил про себя фамилию: «Диоре»… Нуда… Конечно… Все только об этом деле и говорили. Одну из его коллег в больнице попросили провести экспертизу Элизы Фавар, похитительницы девочки. По его воспоминаниям, женщина была абсолютно вменяемой. После нескольких тестов, которые показали лишь незначительную деперсонализацию, женщину признали виновной и ответственной за свои действия. В итоге она провела два года в тюремном заключении без медицинского вмешательства.
Сантьяго выключил свет в кабинете. Детали понемногу возвращались к нему: та женщина хотела защитить малышку, словно Дон Кихот в юбке, борющийся с денежными мельницами. Несколько недель в СМИ не умолкали дебаты о детях-инфлюенсерах и ответственности родителей. По случайному стечению обстоятельств закон приняли довольно скоро после похищения. А затем, как это всегда бывает, интерес к теме угас.
Сантьяго захлопнул дверь кабинета. За спиной зажужжала система автоматического замка, из коридора послышалась высокая нотка лифта.
Сантьяго поднял голову для системы распознавания лиц, и двери лифта открылись.
* * *
Кларе Руссель сорок пять лет. Она по-прежнему живет одна и не завела детей. В условиях иссякающих природных ресурсов и появляющихся каждый день новых гаджетов ее жизнь, как ни странно, ничуть не изменилась. Тем не менее ей кажется, будто она переживает медленную, но необходимую метаморфозу. Неисчерпаемому варварству дел, над которыми приходится работать, Клара противопоставляет эмоциональную отстраненность, результат долгой дорогостоящей борьбы и жесткой самодисциплины. Ее существование стало аскетичным: Клара охотно выпивает бокал-другой спиртного, однако мало ест, не покупает ничего лишнего, хранит только пару украшений, принадлежавших ее матери, среди которых часы фирмы «Лип» — их Клара никогда не снимает. Она стремится к какой-то легкости, даже аскетизму и не боится крайностей, позволяющих спрятаться от жестокости и печали. Так она защищает себя. Или думает, что защищает.
Ее романы можно пересчитать по пальцам одной руки. Ее подруга Хлоя стала юристом и матерью двух сыновей, которые обожают, когда Клара за ними приглядывает. Ее соседи — две семейные пары полицейских, с которыми она дружит уже пятнадцать лет, — часто приглашают Клару на ужин. Она для них подруга-холостячка, вечный подросток, над которой можно иногда подтрунить, обсуждая победы на личном фронте, и которую их дети принимают за свою.
Сегодня больше, чем когда-либо, Кларе кажется, будто она работает на Высший Разум, имени которого не знает. Это не Бог, не хозяин, но какой-то путь. Ее собственный путь неизбежно залит кровью. И если случается, что Клара с ностальгией вспоминает о былых днях, она ни в коем случае ни о чем не жалеет. Она находится там, где должна быть.
На улице Бастион она по-прежнему работает следовательницей, теперь — в группе Лассера. Согласно сложившейся традиции, группы носят имена своих начальников. Несколько недель назад Седрик Берже перевелся из уголовной полиции в бригаду по защите несовершеннолетних, в котором когда-то начинал карьеру, и стал его начальником. Праздник в честь его перевода останется в истории, и не столько из-за количества полуживых тел и бутылок, найденных в офисе на следующий день, сколько из-за слов, которые он сказал о Кларе во время прощальной речи. Это признание в профессиональной любви останется среди мифов и легенд отделения — таких слов никто и никогда не произносил в полиции. После ухода Седрика Кларе предложили место заместителя начальника группы, но она отказалась. Дела становились все объемнее, все сложнее, а потому интересовали ее
