болью, сразу ее успокаивая, уменьшая. И все же не избавляя полностью. Она продолжала шептать, сосредоточенно всматриваясь в плечо. Фелан слышал, как скрипнули сломанные кости, вставая на место, почувствовал это движение внутри плоти. Но тепло ее рук поглотило вспышку боли, смягчило ее, сделало терпимой.
От ее старания под ребрами пушилась нежность, такая же теплая и осторожная, как ее прикосновения. Фелан разглядывал лицо Улы, сосредоточенное и серьезное, и дышал запахом трав. Наконец-то, дышал полной грудью.
Только сейчас он рассмотрел совсем бледные, почти невидимые веснушки на ее носу. Такое бывает, когда начинаешь чем-то искренне любоваться.
— У тебя веснушки на носу, — поделился наблюдением Фелан. Ула на миг запнулась, но продолжила шептать. Только брови нахмурила. И тогда Фелан добавил. — Красиво.
Уголки ее губ дрогнули в слабой улыбке.
И вторя ей, из-за макушек деревьев выглянул первый солнечный лучик. Фелан огляделся. Вокруг утренним солнцем сиял мягкий туман. Он казался белым осязаемым облаком за спиной Улы и мягко укутывал деревья в свои объятья. Наверняка, им было так же тепло и приятно, как и ему в руках любимой. И наверняка, деревья бы тоже закрыли глаза от довольства.
Он задремал. В этот раз его разбудил ласковый голос.
— Я закончила, Фелан. — звучал он совсем близко. — Все, что могла, сделала.
Ула говорила тихо и печально. Когда Фелан открыл глаза, он и на ее лице увидел грусть.
Правая рука все еще тепло зудела.
— Что тебя огорчило?
Ула опустила взгляд и покачала головой. Фелан попробовал двинуть правой рукой. Плечо снова кольнуло болью, а зуд усилился. Но рука все же поднялась и неуверенно устремилась вверх. Фелан рассматривал руку, словно впервые ее видел. Раскрыл по шире ладонь, потом сжал кулак. Плечо болело, руку жгло зудом, но кулак не случился. Мизинец топорщился в сторону, а вместе с ним на полпути болтался и безымянный. Двинуть ими Фелан не мог, как ни пытался.
— Я долго колдовала, но рана до конца не заживает, — оправдывалась Ула. — Скорее всего, пальцы так и останутся.
С каждым словом ее голос делался все тише, а под конец и вовсе иссяк.
— Не страшно, — ответил ей Фелан и опустил ладонь на ее сцепленные в замок пальцы. — Хоть как-то двигать могу, и то ладно. Спасибо.
Ула слабо улыбнулась, но глаза ее остались грустными.
— Надо еще Бренну до охотников дотащить, — вспомнил он. Зудящие пальцы гладили ее нежные руки. — Коли живы еще. А то волки им жару задали, небось.
— Живы, — ответила Ула и улыбнулась чуть светлее. — Только один помер. Не без твоей помощи.
Фелан ничего не ответил, лишь молча кивнул. А что тут ответишь? Ула была права, и разговаривать тут больше не о чем.
Она начал подниматься. Тело ломило от усталости, а плечо продолжало отзываться болью на каждое движение правой руки. Ула встрепенулась и уложила ладони на его плечи, слегка надавливая.
— Куда собрался? — строго спросила она и нахмурила брови. — Лежи и отдыхай. Ты устал.
— Ты тоже устала, — возразил Фелан. — Я только Бренну отнесу деревенским и все.
— Ты ранен, — стояла на своем Ула. Она давила на плечи, но делала это так слабо, что Фелан без труда смог усесться. — Не пущу.
Ее лицо было совсем рядом. Запах трав и ее волос щекотал ноздри. Он был таким свежим в сравнении с запахом дыма и гари, который до сих пор преследовал его. И оттого еще более желанным.
Вместо ответа Фелан приблизился вплотную и поцеловал упрямые губы. Хотелось обратить это мгновение вечностью, но дело было не кончено. Фелан отстранился и огладил нежную щеку зудящими пальцами.
— Я отнесу Бренну в деревню и вернусь.
— Смеешь перечить жене? — спросила Ула, не меняясь в лице.
От такого вопроса внутри все разом замерло. «Жена». Фелан изо всех сил отгонял от себя это слово, пусть свадьба с Улой и была ему теперь желаннее всего. Но она сама так назвалась, и исправлять ее не хотелось. Само собой изнутри рвалось смехом счастье.
— Чего смешного я сказала? — отчитывала Ула.
— До сего момента у меня не было жены. А теперь, выходит, что есть.
— Ты сам вечно твердил, что не притронешься ко мне, коли я незамужняя.
Она отвернула голову и теперь смотрела куда-то в сторону. Фелан продолжал гладить ее щеку, лишь слегка касаясь. Он сдерживался, чтобы не заключить ее сейчас же в крепкие объятья и не отпускать как минимум ближайшие несколько дней. А лучше всю жизнь держать ее в своих руках и любить так, как никто бы не смог. Любить стократ сильнее, чем отец любил маму.
— И ты захотела, чтобы твоим мужем стал я?
— Захотела, — просто ответила она и снова посмотрела в глаза. В ее зелени отражалась уверенность. И от этой уверенности нутро топило нежностью.
— Любое твое желание — мой закон, — объявил Фелан. Он вдохнул поглубже запах трав и сказал то слово, которое рождало восторг и растило крылья за спиной. — Жена.
Теперь Ула сама потянулась к нему и поцеловала. Она не аккуратничала и брала то, чего хотела. И Фелан позволял ей. Ее руки гладили его плечи, шею, спину, ее дыхание опаляло губы и нутро, ее страсть захватывала и пленяла. Она назвалась его женой. И пускай, у них никогда не будет венчания в часовне, пускай. Это было совершенно не важно. Ведь она сама захотела, чтобы он, Фелан, был ее мужем. И этого достаточно для счастья.
И все же еще не конец. Потому он отстранил Улу и заговорил.
— Не думай, что так сможешь меня отвлечь. Я не забыл про Бренну.
— Будешь упрямиться — усыплю! — пригрозила Ула пальчиком.
— Неправда, — улыбнулся Фелан и легко поцеловал суровый пальчик.
Ула тяжело вздохнула, уронив голову. Она встала и протянула руки.
— Мой муж — упрямец.
Фелан кивнул и взялся за ее руки. Она потянула его на себя, помогая подняться, и он был ей за это благодарен.
Ула отвела его к Бренне, не разъединяя рук. Та лежала у подножия огромного корня, связанная прочными лозами, свившимися на манер веревки. Вокруг нее сидели волки и охраняли пленницу. Бренна была словно пьяная. Она смотрела то в одну точку, то в другую, невнятно бормотала себе под нос и совершенно не обращала внимания на Фелана с Улой.
— Волки пойдут с тобой, — велела Ула и обняла Фелана, крепко, но все еще аккуратно.
Он кивнул и подошел к лежащей ведьме. Перебросить Бренну через здоровое плечо одной рукой было сложно, поэтому Ула оживила лозы, и те сами перекинулись через ближайшую ветку и подняли безвольное тело на удобную высоту. Когда
