лицо было закрыто руками. Я приподнял свою шляпу и сел на весла. Король улыбнулся, и мы обменялись с ним долгим взглядом, как два борца, померившиеся силой и сохранившие уважение друг к другу. Что-нибудь да значило взять верх над королем Франции!
Я с сожалением провожал его взором: отказавшись служить ему в его любовных целях, я с восторгом служил бы ему в честном бою.
Итак, мы очутились одни в открытом море. Загорелась заря, небо просветлело, и вдали смутно обрисовались очертания скал. Я повернул лодку, направив ее снова на родину. Барбара тихо сидела на корме, бледная и измученная всеми треволнениями этой ночи. Избавление от большой опасности точно ошеломило ее. Но, хотя она избавилась от де Перренкура, оставался герцог Монмут. Пока она не будет в безопасности около своего отца, я был ее единственной опорой, а я не смел показать и носа в Дувре. Эти мысли я оставил про себя; девушку надо было теперь утешить и ободрить.
– Мужайтесь, мисс Барбара! – сказал я. – Ведь теперь-то уж нас не обвенчают в Кале.
– Мы должны благодарить Бога за свое спасение, Симон, – тихо ответила она.
Действительно, такое спасение было почти чудом: избежать свадьбы, предназначенной самим королем Людовиком, да еще с такой целью, было не шуткой.
– Конечно, мы могли бы бежать и после свадьбы, но это было бы уже не то, – улыбнулся я. – Да, это не устроило бы нас, – продолжал я шутить, – и создало бы неприятные осложнения… Не так ли?
– Поедете вы в Дувр? – не обращая внимания на мои слова, спросила Барбара.
– Как Бог даст! – несколько строптиво отозвался я. – Во всяком случае я правлю лодку к земле; последняя все-таки надежнее моря, хотя и Дувр далеко не безопасен для вас, мисс Барбара.
– Я ничего не боюсь, пока вы со мною, Симон. Вы ведь не оставите меня, пока я не буду с отцом, не правда ли?
– Конечно, нет, – ответил я. – А где теперь лорд Кинтон?
– Он в Лондоне. Ведь даже король не сможет ничего сделать, когда я буду с отцом.
– Тогда скорее в Лондон, – решил я. – Видите вы берег?
– Вижу маленькую бухту на берегу и дуврский замок по левую руку.
– Пристанем к бухте, – сказал я, – а потом постараемся добраться до Лондона.
Вдруг у меня явилась нежданная мысль. Я сложил весла и достал свой кошелек, я увидел там одну-единственную гинею; все мои деньги остались в чемодане на корабле французского короля, я позабыл и думать об этом. Что может быть ужаснее положения мужчины без гроша в кармане, да еще имеющего даму на своем попечении? Я почувствовал, что готов был заплакать с досады. Гинеи хватило бы на то, чтобы прокормиться нам до Лондона, но тогда пришлось бы идти пешком.
Взглянув на меня, Барбара увидела мое смущение и воскликнула:
– Что с вами, Симон?
«Может быть, у нее есть с собой деньги, – подумал я. – Придется попросить у нее».
Я протянул ей свою монету на ладони и произнес:
– Вот все, что у меня есть; король Людовик увез остальное.
– Я не подумала о деньгах, – сконфуженно проговорила Барбара. – У меня их тоже нет. Я отдала свой кошелек на хранение горничной, он тоже на корабле короля.
Вот было обидное положение. Все наши планы должны были рухнуть из-за такой ничтожной вещи, как деньги! И все-таки я был доволен, что их не было у нас обоих; все-таки у меня была гинея, и я мог помочь своей спутнице. Мне было приятнее иметь эту одну монету, чем если бы у нее их была сотня.
У Барбары не было и этого утешения. Нужда в деньгах была новым затруднением и притом совершенно нежданным. До сих пор она имела все, что могла пожелать, никогда не думая о том, откуда это берется. Не иметь возможности нанять лошадей для нее было тем же, что не иметь куска хлеба.
– Что мы будем делать? – воскликнула она в большем отчаянии, чем от всех предыдущих тревог этой ночи.
У нас были с собой ценные вещи: кинжал короля Людовика и его бриллиантовый перстень. Однако к чему они нам, если мы не могли их продать? Предложить их в обмен на почтовую карету было бы странно и возбудило бы подозрение. Было сомнительно, чтобы даже в Дувре нашелся какой-либо еврей, который согласился бы купить у меня кинжал, да и показаться туда днем для меня было опасно.
Взяв весла, я снова стал грести; берег был уже не больше, чем в двух милях расстояния. Солнце ярко светило, и маленькая бухта как будто манила нас. Но что значило все это для человека, имеющего одну гинею в кошельке?
– Что мы будем делать? – повторила Барбара. – Вам не к кому обратиться, Симон?
Мне казалось, что не к кому. Герцогу Букингэмскому я не мог довериться – он был союзником Монмута; Дарелл, называвший себя моим другом, был слугой Арлингтона, а довериться тому было мудрено. Кроме того, все это навело бы на мой след, а это было опасно.
– Так-таки никого нет, Симон? – повторила Барбара.
Мне пришло в голову, что есть человек, который охотно и щедро помог бы мне. Если бы мне удалось благополучно и тайно добраться до известного дома в Дувре, там я мог достать денег хотя бы в силу нашего старого знакомства. Но захочет ли Барбара принять одолжение из этих рук? Сравнительно мало зная женщин, я не мог даже предположить, как она примет такое предложение, и все-таки не смел сказать, на кого была моя единственная надежда в Дувре. Ввиду этого я старался придумать способ доставления ей этой помощи, не открывая ее источника, за что, право, совесть не особенно мучила бы меня.
– Я все думаю, к кому бы я мог обратиться и как быть, если бы таковой нашелся.
– Разве у вас нет никого, кому бы вы могли довериться? – спросила Барбара.
– А вы разделили бы это мое доверие и приняли бы услугу, принятую мной?
– Конечно! Ведь у меня нет выбора, – печально сказала она.
– Вы обещаете мне это?
– Да, – без колебания ответила она, что несколько смутило меня: мне стало стыдно за мою хитрость.
Мы уже были у берега, и киль лодки врезался в песок. Мы высадились в тени скал маленькой бухты. Вокруг все было пустынно; виднелся лишь один небольшой домик, стоявший недалеко
