Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
наивной и недостижимой. Меня также волновало то, что придется заниматься экзотическим востоковедением, а не зная местный язык, я бы оказался просто самозванцем. Альтернативный подход к теме, фактически даже оформленный в виде заявки, я назвал «Сооружение Большого Ферганского канала». Такой подход был бы в равной степени метаисторическим и историческим; в нем внимание было бы сосредоточено на том, как три человека «построили» канал: Эйзенштейн, его коллега сценарист Петр Павленко и Рахима Аминова. Это превратило бы меня в культуролога, а тогда, на рубеже тысячелетия, я знал, что не хочу им становиться. Если кто-то в будущем заинтересуется тем, чтобы что-то сделать с этим материалом, я буду рад помочь.
Если бы начать все с начала… Так горько жалуются те, чьи надежды не оправдались. Да, признаюсь в обманутых надеждах. Когда я это пишу, я только что закончил редактировать книгу (с гораздо более молодым ученым-экспертом в этой области) о евразийских пограничных областях Российской империи и Советской России [Goff 2019]. Это поле, которое я мог вспахать два десятилетия назад. Почему бы мне не рассматривать инженера Синявского, русского, отправленного из Москвы для преобразования узбекского ландшафта, как колонизатора? Возможно, моя неспособность заняться постколониальными исследованиями означала мое консервативное нежелание рассматривать Советский Союз в этом свете[104]. Теперь, когда я признал, что Советский Союз обладал признаками империи, слишком сложной кажется перспектива возвращения в Фергану, чтобы снова тщательно проанализировать бумаги Синявского.
Глава 6
Центры и периферии
Когда мы говорим о сроке жизни книг, мы обычно не учитываем, как долго они остаются живыми для своих авторов. Несомненно, у разных авторов это складывается по-разному, в зависимости от периода жизни, когда книги были написаны, от того, как их книги были приняты читателями, и от других факторов. Как уже упоминалось, с книгой «Советское государство и общество» мы расстались сразу же после ее публикации и не общались до тех пор, пока почти двадцать лет спустя, как блудный сын, этот том внезапно не вернулся и я вновь не увлекся им. С книгой о стахановском движении все было иначе. Зимой 1990 года Фрэнк Смит, редактор издательства Кембриджского университета, с которым я сотрудничал, сообщил мне, что они решили выпустить книгу в мягкой обложке. Мы обсудили детали, он согласился с новым предисловием, в котором я должен был связать содержание книги с событиями, происшедшими после первого ее выхода в твердом переплете в 1988 году. Предисловие я написал и отправил исключительно быстро.
За несколько месяцев до того я вернулся из Донецка, главного города Донбасса, где пробыл три недели среди шахтеров и их семей как член съемочной группы по проекту об устной истории. По счастливой случайности, мы приехали сразу после того, как почти 400 тысяч шахтеров по всей стране приостановили забастовку против Министерства угольной промышленности, чтобы дать правительству время для удовлетворения их многочисленных требований. С 1920-х в Советском Союзе это была первая забастовка, длящаяся более нескольких дней. Были созданы забастовочные комитеты, на базе которых возникли рабочие комитеты, переизбраны советы трудовых коллективов, и у шахтеров появилось реальное чувство собственных прав и возможностей. «Перестройка снизу» – так я описал эти события в предисловии, и так же назван часовой документальный фильм, в съемках которого я участвовал.
Впервые за полвека, – писал я, – к шахтерам приковано внимание и в стране, и за рубежом. Сегодня, в отличие от прошлых лет, они на слуху не благодаря трудовым подвигам с их неуклюжими героями, которые только затрудняли жизнь остальным. Прибегнув к стачке, советские шахтеры продолжают старые традиции, когда рабочие осмеливались выражать свои чаяния через коллективные формы самоорганизации и протеста.
Старая песня, но на этот раз в ней звучит не горе, а надежда. Посвятив книгу о стахановцах Сэми и Сасу, новое издание я решил посвятить шахтерам Донбасса. Только вот когда я получил по почте свой экземпляр, я обнаружил отсутствие предисловия. Извиняясь, мой редактор признался, что просто забыл его добавить. Кто сейчас помнит шахтерские забастовки 1989 года – начала 1990-х? У кого в наши дни Донбасс ассоциируется с шахтерскими династиями? Несколько лет после обретения Украиной независимости «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон пост», Би-би-си и другие западные СМИ не освещали события в регионе… до 2014 года, когда они начали писать о Донецкой и Луганской народных республиках и о «зеленых человечках», отправленных им на помощь из путинской России. Национальность продается лучше, чем классовая принадлежность. В конце 1980-х – начале 1990-х национальность в моих глазах мало что значила, потому что класс для меня был всем.
Книга о шахтерах зародилась в тот момент, когда Билл Чейз спросил, могу ли я, как опытный специалист по России, подменить его на проекте, начатом Ларри Эвансом (1947-2014). Ларри когда-то был сталелитейщиком и основал в Питтсбурге альтернативный ежеквартальный журнал, «The Mill Hunk Herald»[105]. Закончив этот проект, в неустанных поисках чего-то нового Ларри решил воспользоваться тем, что Питтсбург был городом-побратимом Донецка, и запустил видеопроект на основе бесед со сталелитейщиками в обоих городах. К тому времени, как я включился в процесс, Ларри уже нанял других членов команды, которые тем летом должны были провести три недели в Донецке. Среди них было пять-шесть студентов Ратгерского университета, изучающих трудовые отношения, Рут Нидлман, историк труда из Индианского университета (Северо-Западного), (Гэри), израильский профессор Теодор Фридгут, с которыми мы поделили обязанности по проведению интервью и изучению забастовки и ее прямых последствий, и Дэнни Валковиц[106]. У Дэнни, американского историка труда и урбанистики из Нью-Йоркского университета, имелся собственный опыт в кино, которым он воспользовался, чтобы радикально изменить проект Ларри[107].
Не успел стартовать видеопроект «Питтсбург – Донецк: устная история», как шахтеры в Донецке и других частях Донбасса присоединились к общесоюзной забастовке против Министерства угольной промышленности. Она продолжалась с 18 июля до нашего приезда в Донецк 30-го. Спасибо нашему гиду Славе, бывшему комсомольскому активисту: мы имели полную свободу действий на Куйбышевской шахте, одной из 21 шахты в черте города Донецка. Мы надевали каски и комбинезоны и спускались в шахту, ели и пили с рабочими в шахтерской столовой и у них в гостях, играли с ними в футбол, посещали собрания и проводили интервью. Первое интервью, которое я провел 3 августа, было с Иваном Москаленко, пенсионером 62 лет, который переехал в Донецк из Запорожья в 1947 году. Интервью мы снимали в саду возле его беленного известью дома; «в замечательном саду – писал я в своих заметках, –
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
