даже выговор с последним предупреждением. И вот теперь новое, последнее предупреждение. Ну как не поблагодарить за это членов бюро?
Полина Георгиевна Гудкова восприняла решение обкома как полную амнистию Иннокентию Дмитриевичу и сообразно с этим решила не снимать его с должности главного инженера.
— Мы хозяйственники. У нас на первом месте план, а как человек ведет себя дома, — нас это не касается.
Быт человека не отделяется каменной стеной от его производственной работы. Руководители «Тулжилстроя» считали Сахно хорошим инженером, а он уже давно перестал им быть. Щекинское строительное управление все последние годы не выполняет производственной программы, о которой так много говорит Гудкова. Это и не удивительно, так как главный инженер управления думает не столько о производстве, сколько о личных утехах.
— Мне очень трудно, — пожаловался фельетонисту, прощаясь, Иннокентий Дмитриевич Сахно и пояснил: — Пятьдесят процентов моей зарплаты взыскивается по исполнительным листам на алименты четырем детям, дополнительно к этому двадцать пять процентов удерживается по суду за многоженство. Жить буквально не на что. Еле-еле свожу концы с концами.
— Если не секрет, как?
— Трачу сбережения жены.
— Какой? Капитолины Ефимовны?
— Нет, с этой мы уже разошлись. Теперь я женат на Тамаре… — говорит Сахно и начинает быстро листать записную книжку.
Но фамилия девятой жены оказывается незаписанной.
— Я сейчас уточню, — говорит Иннокентий Дмитриевич и поднимает телефонную трубку.
На этот раз он звонит уже не в бухгалтерию, а в отдел кадров и спрашивает:
— Как фамилия нашей новой табельщицы? Нет, другой, молоденькой… Спасибо! Красова, — говорит он и, чтобы не забыть, записывает эту фамилию на бумажку.
1952 г.
Шалаш с мезонином
Жизнь свою Иордан Самсонович провел в переездах. Был он молод, жил в казармах, в палатках. Сделался старше, начал селиться в домах военных городков. Но настало время, когда Иордан Самсонович стал пенсионером и должен был освободить гарнизонную квартиру. И он освободил бы, выехал, да некуда.
— А вы постройтесь, — оказал отставному полковнику горвоенком.
— Мне строить собственный небоскреб? Да за кого вы меня принимаете?
Через час Иордан Самсонович, смеясь, рассказывал жене, Таисии Ивановне, о предложении горвоенкома.
— И ты отказался? — удивилась та. — Да знаешь ли ты, в каком чудесном месте нарезают участки? В кипарисовой роще.
— Да пусть хоть в райских кущах. Строиться — значит стать домовладельцем. И это мне — противнику частной собственности.
— Правильно, — сказала дочка Белла и наградила отца за стойкость звонким поцелуем. — Лучше жить в шалаше, — заявила Белла матери, — чем омещаниваться, обзаводиться недвижимостью.
— Жалко, — сказала мать, — горсовет помог бы нам, дал бы ссуду.
— Ссуду?
Неплохой человек был Иордан Самсонович — скромный, хозяйственный, рассудительный. Но была у этого человека слабость к банковским и казначейским билетам. Конечно, не такая сильная, как у скупого рыцаря, но все же… Услышав от жены о денежной ссуде, Иордан Самсонович всю ночь беспокойно проворочался на кровати. А утром, чуть только забрезжил рассвет, наш пенсионер быстрым шагом устремился к кипарисовой роще. Местечко здесь и в самом деле оказалось чудесным. Сухумский горсовет не пожалел для застройщиков субтропического пейзажа. Он выделил им большой кусок зеленой возвышенности. С одной стороны этой возвышенности поднимается старинный замок Баграта. С другой — расстилается голубая гладь Черного моря. Иордан Самсонович оглядел всю эту прелесть, отмерил шагами участки, нарезаемые застройщикам, и у него защемило сердце.
«А что, если…»
Конечно, строить он, Иордан Самсонович, будет не небоскреб, а маленький домик. Нет, даже не домик, а шалашик. Так он и скажет дочке Белле. Четыре стены и крыша. Не больше.
— Правильно, — говорит жена.
— Собственный шалаш, — рассудила дочка, — это, конечно, тоже нехорошо, но ссориться из-за него с отцом не стоит.
Теперь уже папа целует дочку. Затем папа идет в горсовет и получает участок, ссуду. В кипарисовой роще появляется архитектор, и начинается выбор места для стройки. Тут на Иордана Самсоновича находит первое сомнение:
— Хорошо, пусть шалаш, но почему в одну комнату, а не в две?
— Ни в коем случае, — категорически заявляет дочка Белла.
— Милая, не будь формалисткой, — говорит дочке папа. — В конце концов, что такое две комнаты? Это та же одна, только перегороженная стеной.
Архитектор приступает к составлению проекта, а на будущего домовладельца находит новое сомнение.
— Почему мой шалаш должен быть из двух комнат, а не из трех?
Однако дочка Белла и слушать не хочет о трех комнатах:
— Это будет уже не шалаш, а самая настоящая частная собственность.
— Хорошо, — говорит папа. — Сегодня ты девушка, и тебя шалаш в одну комнату устраивает. А как нам быть завтра, когда ты выйдешь замуж?
— Я… замуж?
И дочка Белла перестает думать о проблемах частной собственности и начинает думать о замужестве. А папа, пользуясь временным замешательством дочери, заставляет архитектора пририсовать к трем комнатам шалаша четвертую, а затем дает ему задание воздвигнуть над шалашом еще и мезонинчик.
Беллиному папе, бывшему противнику частной собственности, неловко. Папа даже краснеет, но ненадолго.
— В конце концов частная собственность страшна не количественной стороной, а качественной, — говорит папа дочке. — Важно, не сколько у нас комнат, а как мы этими комнатами распорядимся. Вот если бы мы стали сдавать комнаты квартирантам, наживаться на них, тогда ты была бы права.
Совесть дочки усыплена, и папа приступает к стройке по Дачному проезду, № 11. Стройка — дело нелегкое. Она требует материалов, а их не всегда достанешь. И Беллин папа перестает быть папой, которым когда-то гордилась Белла, и становится зауряд-снабженцем при своей собственной стройке. И чем выше поднимаются стены, тем меньше и меньше узнает своего папу Белла. Папа уже не ходит с Беллой в кино, в театр.
— Тратить два часа на фильм? Да что я, сумасшедший? — говорит папа. — Я лучше схожу поищу, достану алебастр.
Папа перестает читать книги, газеты, ходить на собрания: все думы, помыслы папы завязли там же, в ведре с раствором и в кульке с гвоздями. Жена спрашивает мужа:
— Ты слышал сегодня радио, что там говорили про спутник?
А муж не слышал радио, муж с утра сидел и подсчитывал, выгодно ему или невыгодно обменять две сотки кирпича на кубометр половой доски.
Дочка просит у папы двугривенный на эскимо. А папа говорит:
— Потерпи дочка. Нам сейчас такой расход не по карману. Мы строим дом.
Но вот злополучный дом наконец выстроен. И первой, кто приходит поздравить Иордана Самсоновича, оказывается Елизавета Кондратьевна Нестеркина. Елизавета Кондратьевна — личность с подмоченной репутацией. Она работает на процентах у сухумских домовладельцев, вербуя к ним на жительство курортников. Иордан Самсонович, как увидел Нестеркину, так сразу нахмурил брови:
— Это еще что