как и положено обращаться с военнопленными.
Обо всех своих «подвигах» он прочел на следующее утро в протоколе задержания и пришел в тихий ужас. Он понимал, что его ждет кара, рядом с которой повешенье на рее может выглядеть как акт гуманизма.
Надо сказать, что офицерам редко дают больше трех суток. Это, кажется, максимум, который может объявить командир полка. Но тут на лейтенанта опустилась длань закона в лице зам.командующего округом по вооружениям, самого генерала армии Преснякова, и лейтенант получил «высшую возможную меру» – десять суток. «Высшую», разумеется, если речь не идет о делах, которыми интересуется военная прокуратура.
Медики, как я и говорил, были резервистами, и попали в военные лагеря на переподготовку при Киевском военном госпитале. Видимо, к их приезду весь медицинский спирт был предусмотрительно перепрятан в различных сейфах. Думается, это обстоятельство их и повергло в глубокое уныние, а потому они исчезли из расположения своего лагеря уже на вторые сутки в поисках чего-то, что могло бы скрасить, уже успевшее опостылеть, военное существование. Как назло именно в этот момент начальнику медицинской службы округа взбрело в голову нагрянуть с проверкой, и два военных эскулапа были застигнуты на горячем. Гнев генерала-медика был, видимо, не так силен, как в предыдущем случае, и они получили всего по пять суток.
Последним в этой компании был прапорщик-разведчик. Для прапорщиков "высшей мерой" было, кажется, суток пятнадцать, которые он и получил, будучи найденным в какой-то подсобке аэропорта Борисполь, в состоянии, крайне напоминающем кому. Важно отметить при этом, что он не улетал, а как раз-таки – наоборот – прилетал из Германии, где и служил. Где именно начался столь сложный путь алкогольной интоксикации он уже, понятно, и сам припомнить толком не мог. В его памяти лишь всплывали отдельные картины одна другой краше: вот он от кого-то отбивается, размахивая самодельной, добротно сработанной из дверной цепочки нунчакой, а вот, какие-то крепкие ребята его уже держат. Впрочем, то, что соперник оказался крепким, было ясно и так, судя по желто-лиловому кровоподтеку вокруг левого глаза. На тот момент, когда я разбавил эту компанию своим присутствием, прапорщик уже отсидел семь суток, истомившись страшно. Все-таки, при всех радостях офицерской губы, о том, чтобы опохмелится, речи быть никак не могло.
Когда церемония знакомства закончилась, и мы уже пару раз посетили курилку, я был вынужден констатировать, что делать тут решительно нечего. Единственные книги, разрешенные в камере – это военные уставы и Марксистско-Ленинские первоисточники. Недоработка со стороны Коли тут чувствовалась очень остро, поскольку я, понятно, никаких книжек с собой не прихватил.
За последующие два часа были рассказаны все анекдоты, и вскоре повисла неловкая пауза. Капитан оказался единственным подготовленным к несению "гауптвахтенного креста" – у него был какой-то том Ленина, толстая тетрадь для конспектов, и даже цветные ручки, для подчеркивания наиболее мудрых мыслей о торжестве мирового коммунизма. Короче говоря, он довольно скоро и полностью погрузился в увлекательный мир классовой борьбы и критики идеалистических мировоззрений.
Один из медиков, наплевав на требования внутреннего распорядка, завернулся с головой в шинель и улегся прямо на пол под батареей парового отопления. Уже через четверть часа он гулко захрапел, вызывая жутковатые ассоциации, связанные с катастрофическими землетрясениями. Второй медик и танкист, тоскливо переглянулись. В их глазах читался ужас перед предстоящей ночью: они были его соседями по нарам.
Прапорщик, стоя в дверях камеры, безразлично подбрасывал и ловил спичечный коробок. Танкист несколько раз сопроводил глазами полет коробка, и застыл: его осенила гениальная идея.
– А не сыграть ли нам?
И он изложил правила простой, но забавной игры, придуманной, видимо еще где-то на нарах царских острогов.
Коробок подбрасывался и затем падал, ложась вверх какой-либо из граней. Это могла быть либо одна из наиболее широких граней – с этикеткой или без, либо узкая и длинная, на которой нанесена полоса серы, либо, что бывало редко, коробок становилася на торец. В зависимости от этого начислялось одно, пять или десять очков. Одна из больших сторон, которая без этикетки, означала «ноль», и сжигала все очки, полученные в текущем раунде, а потому нужно было вовремя остановиться и передать коробок следующему игроку. Тот, кто набирал раньше всех двадцать одно очко – выигрывал. Вскоре стало понятно, что играть «просто так» совсем не интересно. Надо играть на «что-то». На сигареты играть бессмысленно, поскольку все равно их «стреляли» друг у друга, денег не было – их сдали, когда садились, в общем – надо было что-то придумывать. Идея пришла прапорщику. Он предложил, чтобы проигравший протолкал коробок носом по всему периметру стола. Эта идея всем понравилась. Капитан оторвался от конспектирования и скептически поджал губы: он явно не верил, что это вообще возможно. Однако он глубоко ошибался, витая где-то в дебрях эмпириокритицизма. К концу дня каждый из нас достиг в деле толкания коробка носом невероятного мастерства. Задача при этом все усложнялась и, в конце концов, коробок надо было толкать "стоя", так, чтобы он не упал на бок. Но и это в скором времени, благодаря многочисленным упражнениям, оказалось задачей вполне тривиальной. Лично у меня впереди было еще двое с половиной суток, и нужно было срочно найти какое-то занятие. Читать уставы мне, понятно, в голову не приходило. И тут из груди прапорщика вырвался тяжелый душевный стон:
– Эх, хоть бы в «дурака» сыграть… так карты у меня отобрали… Из самой Германии вез… с бабами голыми, – мечтательно добавил он.
– Где отобрали? – поинтересовался танкист.
– Да здесь же… – продолжал изливать тоску прапорщик.
– Ну, нету, так надо сделать, – предложил медик.
– Из чего? – как бы зная заранее, что не из чего, ехидно осведомился танкист.
– Ну, вон, давай у капитана пару листков попросим.
– Не дам тетрадку рвать на всякие глупости! – заявил капитан, ставший было твердо на путь своего исправления. Он захлопнул конспект и засунул его подмышку.
– Да нет, из тетрадки все равно не получится, – задумчиво сказал прапорщик – там через листок насквозь видно. Не годится… Тут что-то потолще надо, типа как альбом для рисования.
– Ага! – Скептически отреагировал один из медиков, – давай, прям щас вот позовем начальника губы и попросим альбом для рисования! Может еще и контурные карты заодно?
– Я ж сказал «типа»! – обиделся прапорщик. – Понятно же, что нету…
– Стой! – танкиста явно осенило. – Ватман! В столовке!
– Какой еще ватман? – удивился медик.
– Ну в столовке окна не забелены, как положено, а закрыты ватманом.
– А точно! – подтвердил прапорщик. В нем явно проснулся, дремавший было наблюдательный разведчик.
– Кто-нибудь будет отвлекать курсанта на раздаче, а
