Больше они не устраивали роскошных гульбищ, возвращаясь из поездок, не посещали публичные дома и не сорили деньгами, проматывая многомесячный заработок за несколько недель. Все монетки до самого мелкого мараведи пересыпались в грубые отцовские руки и вкладывались в торговый оборот.
Это мать, бестолковая, как и все бабы, могла вздыхать, штопая рубашку сыну и сожалея о том, что нет денег на новую. Отец же только ухмылялся, ласково приговаривая:
—В деда пошли, мерзавцы, в деда!
Лаго Кардосо успел отработать штурманом уже больше трех лет, когда однажды, вернувшись из очередного рейса, получил от отца приказ:
—Все! Увольняйся!
Через четыре месяца, дождавшись на берегу прибытия младшего, мужчины семьи Кардосо стали совладельцами небольшой карраки, гордо названной «Прошперу». Смаргивая слезы, чуть пьяненький от счастья, Гонсалес Кардосо все повторял:
—Мудрым человеком был ваш дед! Великим! Если бы не он…!
Теперь Гонсалесу Кардосо принадлежала половина стоимости судна, тридцать процентов было записано за старшим братом, и двадцать досталось младшему.
Через две недели, загрузив карраку частично собственными товарами, частично купеческими, под привычные причитания матери, капитан Лаго Кардосо вышел в свой первый рейс. Помощником капитана, квартирмейстером и штурманом шел рядом с ним младший, Бранко Кардосо.
Первые годы фортуна была благосклонна к семье и «Прошперу», и, даже умирая от какой-то зимней простуды, старик Гонсалес испытывал гордость. Он не просто какой-то там торгаш, он совладелец судна! Его сын — капитан!
Мать не слишком долго прожила без отца. Хотя дети были достаточно щедры, и голодать ей не приходилось, но через два года и она покинула этот мир. Как ни странно, осиротевшими себя почувствовали братье не тогда, когда умер отец. Боль вечной разлуки тогда им существенно смягчила большое наследство. Теперь у Лаго было семьдесят процентов стоимости судна и тридцать у младшего. Зато без матери дом вдруг осиротел.
Эта имущественная разница не вызвала разногласий между братьями. Смерть матери сплотила их, они были семьей. Да и сам Бранко никогда не был завистлив, всегда знал, что есть старший брат — наследник рода и фамилии. Так что перепавшая ему, младшему, доля его вполне устраивала.
Даже жить они продолжали в том самом родительском доме, который покупал еще их дед. Правда, существенно обновив обстановку и пристроив следующую, уже четвертую комнату. Капитан даже купил в дом дорогущую диковинку, которую позволить себе могли только высокородные: буфет с настоящим стеклом. Младший только головой покачал на такое безрассудство.
Братья ни разу не поссорились, деля прибыль, вкладываясь в необходимый ремонт судна и в припасы, но удача не бывает вечной…
Первый же рейс после женитьбы старшего обернулся серьезной трепкой в шторме и дорогим ремонтом. Почти все, что удалось выручить за эту поездку, ушло на латание дыры в обшивке, замену паруса.
Да еще и Оливия, молодая жена капитана, вместо наследника родила девочку. Тогда капитан Лаго ушел в запой первый раз в жизни. Бранко, злящийся и на пьющего братца, и на то, что никак не может поладить с ремонтной бригадой и сойтись в цене, первый раз повысил на Лаго голос. Нельзя сказать, что между братьями пробежала черная кошка, нет… Но все же пьяный Лаго ухитрился наговорить лишнего, называя брата захребетником.
Следующие годы были разными, братья по прежнему ходили в рейсы только вместе, но каждая неудача, которая нет-нет да и случалась в таком неверном деле, как морская торговля, приводила к тому, что капитан «Прошперу» все чаще хватался за кружку с вином.
Особенно подкосило его рождение второй девчонки.
—Господь отвернулся от нас, Бранко,— слезливо повествовал он однажды младшему.
Тот, посмотрев на красное оплывшее лицо брата, только злобно сплюнул. Следующий рейс, в который братья привычно вышли вместе, закончился фатально. У берегов Лас-Пальмас-де-Гран-Канария они потеряли судно.
До берега добралась только одна из двух шлюпок. Братья выжили оба, в отличие от большей части экипажа. Но иногда Бранко, глядя на заливающего горе старшего, думал: «Лучше бы ты сдох там, зараза.»
Прахом пошло все. Умерла Оливия, и соседи месяц присматривали за дочками капитана, дожидаясь его с моря. Глядя на двух перепуганных девчонок, которые боялись неласкового отца, пожалуй, даже больше, чем соседской цепной собаки, капитан чувствовал растерянность и недовольство судьбой. Девочки плакали, что еще больше взбесило Лаго. Через три недели он отвез их в монастырь Санта-Паула.
В следующий раз братья вновь вышли в рейс вместе, но уже не владельцами собственного корабля, а обычными наемными работниками. Впрочем, репутация у них была неплохая, и они даже сумели, кроме зарплаты, договориться о небольшом проценте с прибыли. Кроме того, каждому разрешили погрузить на судно по паре бочек вина в качестве личного груза.
—Продадим, добавим к тому, что отложено. Лет через пять наберем на свое судно,— не очень понятно было, уговаривает ли капитан себя или пытается успокоить своего брата.
Возможно, так бы все и случилось, если бы не осенняя буря и шторм, которые размололи корабль в щепу. Из всего экипажа не иначе как чудом, выжило только четверо. И братья даже были в числе счастливчиков. Только вот возвращение на родину радости им не принесло. Две большие неудачи подряд — совсем не то, что могут простить люди. Нанимать их двоих никто больше не спешил.
В следующий рейс Бранко ушел уже один, и, вернувшись, застал безрадостную картину: старший пил. Братья поругались:
—… ты, скотина такая, можешь хотя бы штурманом пойти.
Старший раздраженно и слезливо отбрехивался:
—Я — капитан! И капитаном сдохну!
—Ну и сдыхай!
Глядя на Лаго, Бранко только сплюнул и ушел в следующий рейс. Когда через год с небольшим он вернулся домой, родительский дом было уже не узнать. Отсутствовала большая часть мебели, в загаженном зале стоял неистребимый запах перегара, а братец, захлебываясь пьяными слезами, оплакивал продажу буфета. Того самого, которым так гордился.
Предложение на следующий рейс у Бранко Кардосо уже было. Но сейчас, между двумя рейсами, вынужденный делить дом с пьяной скотиной, он предпочитал проводить там поменьше времени.
Даже в таверне казалась ему уютнее, чем в родных стенах. Именно там, в таверне, когда он неторопливо попивал густое сытное пиво, к нему и подсел за стол тот странный иноземец.
Здоровущий мужик, с бритой налысо башкой и неподвижным лицом убийцы. Звали мужика сеньор Басилио. Плыть они собирались в Италию, и рейс обещал быть очень прибыльным. Тем более, что купец не возражал против нескольких бочек вина для штурмана.
—Я слышал, сеньор Кардосо, что ваш брат — капитан?
