требовательнее.
- Нет… - я растерян.
- Срок небольшой, она могла сама не знать, - после небольшой паузы продолжает врач.
- Сколько? – я должен знать, просто обязан.
- Шесть-восемь недель, - говорит врач и оставляет меня с этой новостью наедине.
Если бы кресло не стояло рядом, я бы опустился прямо на гранитный пол.
Беременна? Беременна!!! Маша, что же мы наделали! Почему не поговорили? Почему не смогли решить наши проблемы тогда? Почему все должно было произойти так?
Почему наши прошлые неудачи встали между нам?
Ребенок, она ждет моего ребенка! Я стану отцом! В груди разливается волна невероятной нежности и тепла. У нас будет ребенок.
Я стану отцом. А что, если… Гоню прочь непрошенную мысль. А что, если отец не я? Юра? Этот моральный урод?
Ликование смешивается с волной разочарования и неожиданной потери. Как будто я уже потерял своего ребенка.
Неважно, кто отец. Это мой ребенок! МОЙ! И Маша моя! Я ее больше не отпущу, только бы все обошлось.
Опускаю голову на руки. Страх липкими пальцами сжимает мое сердце, оно замирает и бьется с трудом. Становится больно дышать. Живи, Маша, только живи. Ради нас, ради нашего ребенка, ради себя!
Не замечаю, как по щекам стекают горячие слезы. Вижу только полет капель и их гибель на гранитном полу.
- Ден, - хорошо знакомый голос раздается рядом.
Поднимаю затуманенный взгляд. Рядом стоит Влад. Друг с тревогой всматривается мне в лицо.
- Все хорошо? Маша она… - он боится самого страшного и не знает, как спросить.
- Нормально, - я смахиваю слезы. Друг понимающе кивает.
Чувствую на плече его горячую ладонь. Мне необходима его поддержка.
- Ден, тебе бы домой, - начинает друг.
- Нет, - резко отвечаю. – Ее сегодня переведут в палату.
- Ден, посмотри на себя, тебе надо принять душ и выпить кофе, хорошего кофе, - он мягко меня уговаривает.
- Нет, - я непреклонен.
- Звонили из полиции, тебя ищут для дачи показаний.
- Потом…
- Если ты хочешь, чтобы Виталю посадили, показания надо дать сейчас.
Я смотрю на него удивленно. К чему спешка? Он виновен! Он чуть не убил Машу!
- Вячеслав Борисович подключил все свои связи, он рвет и мечет, пытается отмазать сына. Думаю, пойдут ва-банк и попытаются все повесить на Машу и на тебя, - Влад серьезен, как никогда. Шутник и весельчак, он всегда очень ответственно относится к делам. И сейчас ко мне его привели дела.
У меня внутри все холодеет. Этого еще не хватало. Сделать виноватой Машу. Про себя я не думаю, мне плевать, что там со мной будет!
- Сам посуди, девушка без связей и положения и сын уважаемого политика и бизнесмена! Тебе впаяют нападение.
- Какие у нас шансы посадить Виталю?
- Очень большие, если ты поедешь в полицию прямо сейчас.
Я непонимающе смотрю на него.
- Помнишь мутную историю с Виталей в универе?
Я отрицательно качаю головой. Виталя всегда был мутным челом, много всякого творил, но творил по-тихой и бежал к папочке под крыло. Тот успевал замять дела еще до широкой огласки.
- Ну когда он замутил с девкой, она залетела, а он ее прогнал, да еще все рассказал что-то про нее?
Я смутно припоминаю какую-то историю, но только в общих чертах. Жду, что скажет Влад.
- Она с горя решила травануться таблетками, ее откачали, ребенка не спасли. Она потом универ бросила, в дурке лежала.
- И?
- Ее отец в ментовке служил. И дорос до прокурора. Он ухватился за это дело. Землю роет. Меня нашел лично, требует от тебя показаний. Нельзя тянуть.
Это весомый аргумент. Оглядываюсь на двери реанимационного отделения и иду за другом.
Держись, Маша, я скоро вернусь!
Остаток дня проходит как одно мгновение. Квартира, ментовка, дача показаний, все это затягивается на несколько часов. Мне сложно сконцентрироваться, находясь вдали от больницы и Маши. Прокурор и следователь по несколько раз задают одни и те же вопросы, чтобы добиться от меня ответа. Все на нервах.
В больницу возвращаюсь уже под вечер и узнаю, что Машу перевели в общую палату. Несусь на пятый этаж. На посту меня останавливает медсестра и отказывается пускать.
- Туда нельзя!
- Почему?
- У нас хирургия, режим. Время посещений прошло. Она спит.
- Я просто посижу рядом, - не сдаюсь.
- Вы разбудите ее соседок.
- Соседок?
- Да, в палате четыре человека.
- Бросаю взгляд на часы, почти семь.
- Заведующий еще на месте?
Медсестра хмурится, но отвечает.
- Вроде да.
- Какой кабинет?
- Пятьсот двенадцатый…
Влетаю в кабинет к заведующему и с порогу выдаю всю историю, с просьбой, нет с требованием отдельной палаты, обещаю ему горы золотые в случае согласия и полный капец в случае отказа.
Через полчаса я сижу в огромном мягком кресле и смотрю на бледное осунувшееся лицо. Под глазами залегли глубокие тени. Нос заострился. На шее фиксирующий воротник, но под ним багрово-синюшные следы лап этого морального урода. Я знаю, что они там!
Тонкие руки, покрытые ссадинами и синяками, безвольно лежат вдоль тела. В тишине прислушиваюсь к ее размеренному дыхании. Ловлю себя на мысли, что периодически приглядываюсь, поднимается ли ее грудная клетка.
Несколько раз заходит дежурная медсестра, делает укол и смотрит на нас долгим печальным взглядом.
Двигаю кресло ближе к кровати, сжимаю ее холодную ладошку, целую тонкую кожу и пытаюсь отогреть ее своим дыханием. Упираюсь лбом ей в руку и вырубаюсь. Меня накрывает холодная серая тревога.
Маша
Темнота отступает, оставив после себя свинцовую тяжесть во всем теле. Жутко болит голова. Не могу открыть глаза, мешает слабость.
Пытаюсь сглотнуть, но в горле дерет от сухости, шея отдается тупой болью. Стараюсь повернуть голову, но не выходит.
Дышать тяжело, каждый вздох дается с болью.
Где я? Я умерла?
Воспоминания лавиной накрывают меня: квартира, Виталий, драка и его тяжелые руки на моей шее. Дальше темнота.
Вздрагиваю от страха.
- Тише, девочка, - различаю бархатистый шепот.
Денис. Денис! Он рядом.
Пытаюсь позвать его, но из горла вырывается только стон.
- Подожди, тебе нельзя говорить, - он гладит меня по руке, чувствую жар его ладони.
Он проникает в меня, согревая. Я замерзла.
Губ что-то касается.
- Пей, - приказывает он. Жадно втягиваю жидкость. Никогда не пила ничего вкуснее. Каждый глоток отдается болью в горле.
