— А теперь и тебя.
— А можно использовать корень как куклу вуду? Из-за того, что она напоминает фигуру человека?
— Ха! Прекрасный вопрос. Не знаю и никогда не слышал о ком-нибудь, кто его использовал таким способом, но надо когда-нибудь попробовать! Ты об этом что-нибудь слышала? — спросил он кассиршу.
Кассирша прижала ко рту руку и посмотрела на меня, словно я исчадие ада.
— Пошли быстрее домой, пока не стемнело. Не хотелось бы ехать обратно в темноте.
Армандо хихикнул.
— Не глупи, никто и не собирается ехать в темноте. Дороги ужасные. А те собаки, мимо которых мы проезжали, по ночам еще больше голодны и злы. Мы останемся на ночь здесь. Кассирша любезно предложила нам ночлег в своем доме.
Я всерьез начинала думать, что у Армандо помутился разум.
— Конечно. Это ведь ее дом. И ты должна поблагодарить ее за приглашение.
— Не думаю, что остаться с ней — хорошая идея.
— Говори спасибо! — заорал он на меня.
— Gracias, — с непривычной для меня ненавистью в голосе сказала я кассирше.
— De nada, — безразлично произнесла она.
Sinsemilla
(синсемилла — неопыленные женские растения конопли — каннабиса)
Травы учат тебя, как найти себя. Когда найдешь себя, найдешь… свое королевство и получишь все.
Роберт Неста Марли
Мы покинули мандрагоровую темницу кассирши через тот же черный ход, через который сбежал Эксли. Засов, словно расколотый пополам ударом молнии, лежал на полу. Кассирша смотрела на меня, словно это была моя вина.
— Да ведь вы сами продаете ему растения. Поэтому не смотрите на меня так.
— Она тебя не понимает, — сказал Армандо.
— Я ненавижу эту женщину.
— Cómo se atreve! (Как ты смеешь!) — завопила кассирша.
— Я вижу подсолнухи, но не дом. Только подсолнухи. Я что-то упустила?
— Los girasoles mantienen el sol fuera у dejan la casa fresca.
— Она говорит, что подсолнечники защищают ее дом от солнца и от этого в нем прохладно.
— Конечно защищают. Но где же дом?
— Да вот же он. — Армандо указал на плотную сплошную стену из желтых подсолнечников с гигантскими черно-бархатными подушками.
Я перешла дорогу и протянула руку, чтобы раздвинуть растения, но Армандо опередил меня. Сам раздвинул подсолнухи и отступил, придерживая их, как дверь.
— Позволь мне представить тебе особый сад кассирши. Сад страждущих синсемилл.
Я заглянула в просвет между подсолнечниками, высокими, как маленькие деревца.
— Не смотри! Закрой глаза и сделай глубокий вдох.
Я вдохнула полной грудью.
— Эго марихуана! — Я заволновалась.
— Больше, чем марихуана. Это синсемилла. Растение женской сексуальности.
Я протиснулась между стволами подсолнечников в сад. Дом кассирши стоял в самом дальнем углу. Сама она пошла передо мной, поглаживая по дороге свои растения с теми любовью и уважением, которых, очевидно, не испытывала к мандрагорам в подвале.
— Женское растение марихуаны любит, когда ее ласкают и мучают. Это самые сексуально озабоченные растения на земле.
— Озабоченные?
— Да, именно так, сексуально озабоченные. Ты ведь помнишь, как ты сама страдала? Так же, как когда ты крутилась около Диего или Эксли? Возможно, даже около меня, насколько я понимаю.
— Как можно говорить, что растение сексуально озабочено?
— Я сам сделал их озабоченными, как же мне не говорить.
— Как вы вызываете в них потребность в сексе?
— Точно так же, как в женщине. Я ее дразню. К несчастью, чтобы создать синсемиллу, надо не просто дразнить, а скорее мучить, что бывает весьма болезненно. Но, впрочем, растениям это нравится. Женские горшечные растения откликаются на боль весьма положительно.
Этим заявлением он меня заинтриговал. Мне было очень любопытно узнать побольше.
— Чтобы создать синсемиллу, надо плохо с ней обращаться. Необходимо жестко ее ограничивать. Не поливать. Не кормить. Не уговаривать. Не делать ничего, что было бы ей приятно. Она хочет, чтобы ее обидели. Когда она практически вся высохнет и уже почти умрет, лишенная всего, что необходимо для жизни, вот тут-то и начинается потеха. Самое время, чтобы начинать мучить. Вот когда пора брать ее тело и гнуть в бараний рог. Не ломать, но гнуть до предела. Вроде как душить, но не до смерти. Это требует практики, и, отрабатывая метод, можно потерять несколько растений. Но, попрактиковавшись, вы с легкостью найдете этот самый предел.
— Зачем вы все это делаете?
— Чтоб заставить ее почувствовать, что она умирает, не давая ей умереть по-настоящему. Мучить ее.
— Звучит тошнотворно.
— Прекрасно. Только лишь когда она подумает, что умирает, на ней появляются цветы. Большие, сочные цветы, жаждущие, чтобы их опылили. Словно последний вздох при родах. Последняя попытка сохранить гены и передать их потомкам. — Армандо в пальцах растер смолистую почку-бутон и передал ее мне. — Чувствуешь, до чего липкая? Цветы умирающего растения становятся крупнее, пытаясь привлечь опылителей. Они становятся все более липкими в надежде удержать каждую крошку пыльцы. Знакомо?
— Нет.
— Она в отчаянии. Прямо как ты. Она сделает все, чтобы ее оплодотворили.
— Я не собираюсь что-либо делать, чтобы меня оплодотворили.
— Ты впустила Эксли в свое тело.
Я недобро на него посмотрела.
— Когда цветы достигают максимальных размеров, получается самая сильная синсемилла. Она получается из женской конопли, которая, даже умирая, страстно желает какое-нибудь мужское растение. Синсемилла создана из чисто сексуального желания. Поэтому-то это растение женской сексуальности. Лично я люблю наблюдать, как она ждет. Она ждет и ждет самца. Надеется и ждет. Все шире раскидывает листья, обнажая липкие бутоны, которые становятся день ото дня более зрелыми и крупными. Это просто потрясающе. И самое время курить.
Армандо раскрыл листья ближайшего к нему растения и слегка потер липкую почку пальцами. Я присела на камень, который, похоже, лежал здесь как раз для этого, и сжала колени.
— Вы когда-нибудь позволите ей заняться сексом?
— Никогда. Я ни в коем случае не разрешу ей заняться сексом, — засмеялся Армандо. — Сексуальное удовлетворение полностью уничтожит ее силу.
Мне показалось, что я — летящая пыльца, попадающая на липкие почки всех этих бедняжек. Я бы голая пробежала по всему саду и разрушила весь этот урожай. Я бы лично удовлетворила все растения. Я бы заставила весь этот проклятый сад содрогнуться от оргазма.