и обесточил передатчик. Операторы-вьетнамцы вылезли наружу и начали с неохотой откручивать тяжеленные кабели питания.
Несмотря на многочисленность и трудолюбие вьетнамцев, собирались достаточно долго, едва укладываясь в норматив. Неопытные солдаты все время путали какие-то мелочи, и советские офицеры просто не успевали следить за всем. Более того, пока Рузаев и Кашечкин что-то исправляли, командиры и солдаты кучей толпились вокруг и давали советы, а на все попытки расставить их по местам разражались потоком искренних недоумений. Апофеозом сборов стали попытки зацепить тягачом установку с еще не убранной антенной. Вьетнамский командир утверждал, что и так сойдет, в дороге не помешает, а при развертывании все будет хорошо и быстро.
Когда тронулись, все тоже шло вкривь и вкось. Водители не умели двигаться синхронно, все время рвали колонну. Машины чуть не сталкивались, после чего водители останавливались, вылезали из кабин и начинали кричать друг на друга. Затем к ним присоединялись операторы, которые вылезали из кузовов для поддержки своих водителей. Начинался галдеж, пресечь который мог только личный авторитет полковника Тхи Лана.
И все же эта колонна новейшей техники, скрипя и шатаясь, двигалась вперед, ведомая железной рукой Рузаева. Да, люди были малограмотны и неопытны, но они горели ненавистью к врагу и феноменальным упорством. Рузаев командовал. Кашечкин учил. Тхи Лан заставлял.
На место прибыли уже в темноте, но вьетнамцы и слышать ничего не хотели об отдыхе. Они упорно делали и делали свое дело, пока станция не была снова развернута, и Рузаев вновь поразился их упорству и трудолюбию.
Тем временем в джунглях догорала половина авиаполка, гордости американских ВВС. Неустрашимая штатовская авиация ранее сметала все на своем пути. Но сейчас, в эту минуту, маленькие желтолицые солдаты прекратили ее полеты и заставили американцев воевать по своим правилам. Это была победа духа.
Только прибыв на место, Рузаев узнал, насколько он был прав с этой спешкой. Сразу после того, как их дивизион сбил самолеты и начал изнурительный марш, другая эскадрилья обнаружила позицию соседей, понадеявшихся на второй залп, и четко и грамотно атаковал ее.
***
Капитан Блай, как и обещал, сам повел в бой свою эскадрилью. Точнее, нет, не свою. Его эскадрильи не существовало, единственными ее представителями были Мюррей и Макинтош. Вторая пара была временно придана им для поддержки.
Вторую эскадрилью вел майор Скотт. Полковник Уилсон выбрал его как самого опытного командира, а потом заперся с ним в кабинете и долго-долго разговаривал. Наверное, в этих разговорах был какой-то смысл, но уверенности Мюррею они не придавали.
Пока полковник Рузаев, опытный воин, срочно перебрасывал свой дивизион, Блай и Скотт атаковали соседний дивизион. Как и отрабатывали на учениях, группа Скотта шла на средней высоте, плотным строем. Точно как на учениях, Скотт навел свою группу на то место, где в прошлый раз фиксировались пуски ракет. Он внимательно следил за воздухом, а оператор впился в окуляр наблюдения земли.
– Сомкнуть строй! Уменьшить дистанцию!
Скотт был мастером пилотажа, и от своих подчиненных требовал того же. Группа, готовая к бомбометанию, шла на цель. Но цель не обнаруживала себя.
– Трусы! – выругался майор. Под крыльями расстилалась безбрежная девственная зелень. Разглядеть сквозь нее позицию было немыслимо. Скотт решил отбомбить не цель, а площадь, и, красиво накренив самолет, начал разворот. Как и положено по инструкции, на высоте три тысячи футов.
Вот тут-то джунгли и ожили. Ракеты били практически в упор, и из всех пилотов один только Скотт успел взять ручку на себя.
Это в фильмах пилот самолета сначала долго препирается с командным пунктом по поводу пуска ракет, а потом одним нажатием кнопки уводит самолет от опасности. В реальном бою счет идет на секунды, на разговоры времени нет. Время остается на одну-единственную команду, на один-единственный маневр. Скотт успел скомандовать, и звено рванулось вверх.
Перегрузка вдавила Скотта в кресло так, что захрустели кости, затрещали силовые элементы фюзеляжа. Хрустнули и прогнулись крылья, а сам самолет стал в пять раз тяжелее. От дикого напряжения мышцы, как вода, стекли с лица пилота, обнажив рельеф костей. «Фантом» свечой пошел вверх, а потом Скотт, как и учили, завалил его на бок, навстречу ракете. И когда машина вышла из виража, в строю осталось два пустых места.
– Следовать прежним курсом! Уходить! – скомандовал Скотт оставшейся паре, а сам начал закладывать пологий разворот.
– Дерьмо, гребаное дерьмо! Я вас прикончу! – Скотт хотел отойти в сторону, развернуться и ударить-таки по обнаружившей себя цели. Он выровнял машину и начал понемногу набирать высоту, когда мощный взрыв прямо впереди буквально разломил машину. Чудом оставшаяся целой кабина пилота пролетела сквозь облако дыма, закувыркалась, задрожала. Майор Скотт сбросил фонарь и рванул ручку катапульты.
Блай, шедший вторым эшелоном, видел, как две ракеты ударили в эскадрилью Скотта и вырвали из нее самолеты.
– Вниз! Чарли-первый, всем вниз!
Опытный вояка, Блай интуитивно понял, что извечный враг летчика, земля, на этот раз сможет их прикрыть.
– Чарли-первый, рассредоточиться!
Шесть машин прижались к земле, пошли на высоте не больше сотни футов, тремя парами на большом расстоянии. Мюррей, шедший сразу за Блаем, вцепился в рукоятку. На малой высоте «Фантом» стал очень неустойчивым, и Мюррей тратил все силы, чтобы также плавно и красиво, как Блай, огибать все складки рельефа.
Блай вел звено на предельно малой высоте, разомкнутым строем. Это была его личная игра со смертью, находившей его и снизу, и сверху. Для жизни оставался узкий коридорчик, и Блай вел по нему Мюррея и других ребят.
Сосредоточившись на пилотировании, Мюррей не видел, что стало со Скоттом. А вот Блай видел. Он точно засек координаты точки, откуда произвели выстрел. Ему понадобилось несколько минут, чтобы вывести эскадрилью из опасной зоны, перегруппироваться и начать атаку. Но он не полез на противника маршем, как Скотт. Он снова нырнул к земле.
И лишь на подходе к цели он взял ручку на себя так, что чудовищная тяжесть вдавила его в кресло. Мюррей, как пришитый, шел за ним. Остальные две пары следовали на приличном расстоянии.
Навстречу метнулись ракеты, пуск которых был хорошо виден из этого положения. Блай, а за ним и Мюррей, пошли прямо на эти вспышки. Ладони Мюррея покрылись холодным потом, но он считал про себя: «Миссисипи-один, Миссисипи-два…»
Сверкающие сигары ракет летели ему в лоб. Раньше убивал он. Теперь убивали его. Закон войны.
«Миссисипи-двадцать…»
Обе ракеты ушли в землю, вспыхнув белыми облачками дыма. Путь впереди для второго атакующего звена был свободен. Янки с первого же захода высыпали все бомбы точно на дивизион, а затем
