Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Если эта история всего лишь историческая выдумка, то кто ее придумал и с какой целью? Или же это литературный вымысел? По крайней мере, самый знаменитый автор, описывавший эту войну, – Лев Толстой – вроде бы к этому непричастен. В его знаменитом романе «Война и мир» содержится шесть упоминаний пуговиц, но ни в одном из них они не рассыпались и не были сделаны из олова[215].
С другой стороны, если эта история правдива (а мы установили корректность и температуры воздуха и материала, из которого были изготовлены пуговицы), то описания этого должны были появиться хотя бы в одном из свидетельств очевидцев тех событий. Эти рассказы, зачастую очень подробные и весьма жуткие, сообщают необычные подробности об аномальном холоде (и часто подтверждаются рассказами других выживших)[216].
Удивительным образом рассказы о рассыпающихся в пыль пуговицах отсутствуют. Само по себе это не опровергает теорию, поскольку эти документы представляют собой лишь малую часть доступных материалов. Однако на этом я должен прекратить свои попытки. У меня нет ни времени, ни достаточных навыков, чтобы изучить все разнообразные документы на русском, польском, французском и немецком языках. Лучше расспросить того, кто уже этим занимался, и Адам Замойский – писатель и полиглот польского происхождения, родившийся в Нью-Йорке и получивший образование в Оксфорде, – как раз тот, кто нам нужен. Его недавно опубликованная книга «1812: фатальный поход Наполеона на Москву»[217] стала основным источником подготовки к написанию этой главы, и автор сказал мне, что постарался «прочесть все мемуары, письма или воспоминания, которые смог найти»[218]. Странным образом история о наполеоновских пуговицах оказалась для него новостью, но он подтвердил мои подозрения: не существует ни одного свидетельства того, что пуговицы рассыпались в прах или вызывали какие-либо иные проблемы.
Конец истории? Не совсем. Мы все же можем получить некоторое представление о том, откуда взялся этот слух. Во-первых, ясно, что он не является изобретением современного автора учебника со слишком богатым воображением. Самое раннее упоминание, которое мне пока что удалось обнаружить, – это номер журнала American Journal of Science за 1909 год, и из того, как формулирует свои мысли автор, становится ясно, что к тому времени эта идея уже закрепилась[219]. Но вероятно, уже тогда ее рассматривали как историческую байку. Когда в 1911 году профессор Эрнст Коэн из Утрехта, ставший ведущим экспертом по «оловянной чуме», читал лекцию об аллотропных модификациях металлов в Обществе Фарадея в Лондоне, он много говорил об олове, но не упоминал при этом о Наполеоне[220].
Рисунок 38. Одна из знаменитых пуговиц армии Наполеона. Черная и уродливая, но в целом нетронутая после почти 200-летнего пребывания в массовом захоронении на окраине Вильнюса в Литве[221]. Фото сделано автором. © Литовский государственный музей.
Вместо этого он говорил кое о чем, имеющем отношение к нашей теме: он рассказал о другом случае с пуговицей, записанном немецким ученым Карлом Фритцше, работавшим в Санкт-Петербурге[222]. Случай произошел на армейском складе одной чрезвычайно холодной зимой в 60-х годах XIX века, и на этот раз рассыпались русские оловянные пуговицы, а не французские.
Возможно, кто-то обратил внимание на эту историю и пришел к поспешным выводам о судьбе, постигшей отступающую армию в 1812 году. Стоит добавить, что сделано это было не без причины, поскольку мы видим, что погодные условия были подходящими (хотя возникают сомнения касательно времени, необходимого для превращения металла в пыль). Кроме того, существовали также важные косвенные доказательства в виде постоянных отчетов о состоянии обмундирования и общем внешнем виде армии. Как я уже сказал в начале главы, у солдат не было зимней формы, и, когда настали холода, они надевали на себя все, что могло их защитить, включая награбленные в Москве женские платья. Когда кто-то из их товарищей падал мертвым на марше или не просыпался поутру, любая полезная часть его обмундирования быстро переходила к другому хозяину, и особенно обувь, так как хорошие сапоги пользовались большим спросом. Вдобавок ко всему в большинстве армейских соединений мораль и дисциплина упали ниже всякой критики, и поэтому даже до сильных холодов остатки Великой армии были больше похожи на бродяг и попрошаек, чем на солдат.
Словно этого было недостаточно, полное отсутствие гигиены и ужасающее питание, чаще всего состоявшее из сырого конского мяса, которое порой срезали с еще живых лошадей, вызвало у многих жестокую диарею. По мере снижения температуры воздуха расстегивать и застегивать одежду становилось все труднее, болезненнее, а в конце концов даже опаснее, так что в качестве последнего средства солдаты распарывали свои брюки (вернее, бриджи), разрезая от талии задний шов, чтобы можно было немедленно облегчиться, не рискуя получить обморожение и гангрену пальцев.
Легко понять, как поверхностное чтение рассказов выживших участников тех событий могло привести к заключению, что беспорядок в обмундировании был вызван недостатком пуговиц или даже что невозможность застегнуть пуговицы при –30 °C могла привести к неверным заключениям из-за неправильного перевода или неверной интерпретации.
Для тех, кому все равно хочется думать, что эта история произошла на самом деле, есть одна соломинка, за которую можно уцепиться. Тьерри Ветт, специалист по французской армейской форме, который участвовал в исследовании массового захоронения в Вильнюсе, пришел к заключению, что для такого количества идентифицированных остатков обмундирования количество оловянных пуговиц очень мало; похоже, множество их просто отсутствует[223]. Однако, если принимать во внимание общий беспорядок в одежде и форме, это доказательство вряд ли можно считать убедительным.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
