class="p1">— София, — прыгнул я к жене, миновав двор, и оказавшись рядом с ней в три скачка, тут же прижала её к груди. — Что произошло? Ты цела, с тобой всё хорошо?
— Да, хорошо, Сашенька… — залепетала Соня, но потом оглядела меня и перешла в наступление. — Саша! Ты что делаешь? Мороз же на улице, а ты без верхней одежды!
— К чёрту верхнюю одежду, — рыкнул я. — Мне кто-нибудь объяснит, что вообще произошло?
— Ну, мы на каток поехали, — захлопала глазами юная императрица.
— Каток есть в Царском Селе! Какой ещё каток вы нашли что до него нужно на машине ехать?
— Так в центре Петербурга. Там ведь на Дворцовой площади залили самый большой каток, чтобы люди развеялись и отвлеклись от тягот войны. Так я про него и спрашивала. Я, когда услышала про это чудо, очень уж хотела сама своими глазами всё посмотреть. Ну и покататься. Вон, фрейлины все на коньках умеют кататься, они бы меня поддержали.
— Так, — сделав глубокий вдох, дабы успокоиться, спросил я. — А с машиной что?
— Да сама не пойму.
Тут ко мне подоспел Семён Пегов и взял под козырёк.
— Ваше императорское величество, угроза нейтрализована, готов доложить обо всём по форме, а после этого понести заслуженное наказание.
— Ты ещё со своим наказанием! — рявкнул я.
— Сашенька, я, может, и испытываю сейчас вину за то, что не предупредила тебя должным образом о своей поездке, но я сейчас начну на тебя ругаться, если ты немедленно не вернёшься во дворец. А там мы с тобой уже сядем и за чашечкой чая спокойно поговорим. Не хватало ещё, чтобы ты простыл.
Злобно зыркнув на Пегова, я, не отпуская жену, направился ко входу во дворец. Отпускать я её не собирался, а то ещё, чего доброго, сбежит от меня. Ну нет, так просто она от возмездия не уйдёт. Я теперь её из дома вообще не выпущу. Будет теперь взаперти сидеть, под присмотром. Жалко в этом мире ещё камеры видеонаблюдения не изобрели.
Наконец, чуть-чуть успокоившись, бросил Пегову:
— Докладывайте, что произошло.
— Мы, по вашему разрешению, — на этой фразе Семён Пегов сделал особое ударение, искоса взглянув на императрицу.
Та хмуро посмотрела на Семёна, однако залепетала:
— Ну, а что было тебя дёргать? Ты же дал разрешение. А зачем тебя от дел отрывать? Мы ведь и сами не маленькие.
— Тихо, Соня. Продолжай, Семён.
Пегов кивнул и продолжил:
— В общем, мы поехали в Петербург с машиной сопровождения, всё как полагается. Её Величество императрица находилась во второй машине в сопровождении фрейлин, а также в моём присутствии. На головную машину было совершено нападение. Её обступили люди и принялись забрасывать камнями. Досталось и нашей машине. Но головная машина посадила сильнее.
— Там пострадавшие или раненые есть? — холодно спросил я.
— Нет, пострадавших и раненых нет, — тут же ответил Пегов. — Машины зарекомендовали себя очень неплохо. Даже стёкла не разбились.
— Хорошо, дальше рассказывайте. Кто это был, удалось выяснить?
— Да смешно признаться, это не какие-то бойцы или эсеры, это религиозные фанатики. Этакие воинствующие христиане. Когда их брали, они орали в один голос, что русский царь должен быть женат на русской девушке. А турчанка, пускай и крещёная, предательница и должна умереть. А тем более не имеет права от нашего императора родить ребёнка. Этих фанатиков брали в основном полицейские.
— Среди них раненые или убитые есть? — спросил я.
— Нет, они не особо воинственные. Во время задержания не сопротивлялись, только кричали.
— Так, — мои мысли быстро завертелись. — А как они вообще узнали, что это за машины, и что в одной из них находится моя жена? — рявкнул я.
— Не можем знать. Никто из них не признаётся, хотя этот вопрос я тоже задавал, — ответил Пегов, — хотя учитывая их… Простодушность, они наверное и сами не знают.
— Значит, в Царском Селе есть шпион, при том, что кто-то из приближенных. Вероятнее всего, из фрейлин. Иначе как бы об этом вообще могли узнать? Поездка была не запланированная и спонтанная. Немедленно выяснить, кто сливает информацию, и придать жестокому наказанию.
— Но Сашенька, — залепетала вдруг София. — Они ведь не врагам служат. Они религию свою оберегают.
— И что? Сегодня они, оберегая религию, на жену императора посмели посягнуть, а завтра родину продадут. Нечего, — рявкнул я.
— Но Сашенька, вон Семён, ты бы знал, как он людей этих защищал. Народ, когда узнал, что я в машине, и что эти глупцы удумали, люди на них набросились и хотели на куски разорвать. Так и кричали. Я так испугалась! Народ хотел самосуд устроить. И кого колесовать, кого повесить на столбах, а кого и вовсе ногами забить. Представляешь? Такой ужас, такой ужас! Если бы не полицейские, я бы этого всего не пережила, если бы из-за меня столько людей погибло.
— Ох, Сонечка, добрая твоя душа, — только и отмахнулся я, наконец, оказавшись в холле, затем рявкнул на весь зал. — Чаю мне принесите, погорячее, с мёдом этим вашим, анатолийским.
А сам подумал, всё-таки не мудрено, что тех смутьянов хотели на куски разорвать. Всё-таки Сонечку, маленькую императрицу, в народе очень любили. И это лишнее тому подтверждение. Я, конечно, не так много знаю, чем живёт народ русский. И это, безусловно, упущение с моей стороны, но такие вот случаи, это добрые знаки, позволяющие верить в то, что наш народ в обиду Российскую империю не даст, и царскую семью тоже. А значит, как минимум, революции можно не бояться.
Но сейчас я отойду, и от меня все втык получат все. И Сонька, и Ольга Николаевна, и фрейлины, которые не докладывают вовремя, и Пегов. А заодно и кот Васька, чтобы знал, кого поддерживать.
Глава 27
С Петром Алексеевичем в чертогах
В Чертоги разума я вовсе не собирался. И можно было бы отмахнуться, когда в одном из старинных зеркал, висевших в Зимнем дворце я увидел сидящего человека в старинном костюме. И надо было бы пройти мимо, ан, нет. Не удержавшись, шагнул внутрь, опять укоряя себя за то, что рвусь в непонятное без страховки. Сколько раз о том себе говорил, но поперся.
На сей раз, вместо ожидаемых Николая Павловича и императрицы Екатерины, там был другой властитель, из числа тех, кому на Руси ставят памятники и о ком снимают фильмы. Так, длинный зеленый камзол со множеством мелких пуговиц, штаны с белыми чулками и башмаки. А вот лицо мало напоминало портреты Петра Великого. Разве что, усы… Но, тем не мене, государь кого-то напоминал. А, так он походил на актера Дмитрия Золотухина в роли молодого Петра Алексеевича. Молодец, режиссер Герасимов, правильно подобрал актера. Правда, Золотухин был лет на двадцать моложе человека, что сидел передо мной, но время-то идет. И юность царя Петра заканчивается, и зрелость со старостью его не минуют, точнее — не миновали.
Слегка склонив голову, поприветствовав старшего по возрасту и по влиянию на умы государя, я поискал глазами — на что бы мне присесть? Вон, Петр Алексеевич развалился в кресле, а мне тут жесткий стул приготовили. Сядешь — признаешь, что ты стоишь на гораздо более низкой части социальной лестницы, а не сядешь — так еще хуже. Интересно, кто тут такой экспериментатор?
Поступил просто. Не говоря ни слова, развернул стул и сел на него задом-наперед, словно в детстве, когда играл в индейцев, используя мебель.
— А ты молодец, — одобрительно сказал император. — Не растерялся.
— Рад. Очень рад, — пробормотал я. — Непонятно только, кому это все нужно?
— Что — нужно? — нахмурил брови император, словно Зевс-громовержец. Вот-вот, сейчас молнии полетят.
— Спектакли эти устраивать, — пояснил я, раздумывая — а было ли такое слово во времена Петра? Решив, что создатель Российской империи человек грамотный, не стал растолковывать значение. — Ваши потомки, то есть, наследники, со мной встречались, а теперь вы. И каждый раз какой-нибудь тест.
— Тест, это что? — хмыкнул Пётр.
— Это такое задание. Его кому-то дают, а потом смотрят — правильно ли человек сделал, или нет?
— Задание? Да кто тебе задание-то давать будет? Сам-то посуди — кому ты тут нужен? — усмехнулся Петр Алексеевич.
— Так ведь вы тут появились, значит, это кому-то нужно, — терпеливо пояснил я.
— Я появился, потому что интересно было с новым самозванцем поговорить, — усмехнулся Петр.
— А кто у нас самозванец?
— А ты — разве не самозванец? — усмехнулся Петр. — И все, кто после Лизки моей на русском престоле сидел — все самозванцы. Аньку, с большим натягом еще можно императрицей считать.
Чуть
