«Ему нужна помощь — что ж, я помогу. Уберегу его от преследователей, избавлю от мучений, от необходимости совершать поступки один другого невероятнее. Но как? Как ему помочь?»
Свернув за угол, она оказалась на Парк-авеню. Ливрейный привратник «Уолдорфа» распахнул перед ней двери, и она шмыгнула внутрь. Остановившись в центре огромного холла, Орхидея попыталась отдышаться. Взяла себя в руки, подошла к стойке. В памяти вовремя всплыла их вымышленная фамилия.
— Мистер Телл вернулся? Я миссис Телл.
— Сейчас позвоню в номер.
В номере не брали трубку.
— Я подожду его в холле, — сказала она.
«Должен же он вернуться, если вещи здесь».
Орхидея вытряхнула из пачки сигарету и приготовилась закурить.
— Прошу прошения, — донеслось от стойки, — курить в холле не разрешается.
— Знаю, знаю. Я выйду на улицу. — Но закурила она по пути к двери, чтобы их позлить.
Девушка делала затяжку за затяжкой, сердито вышагивая перед отелем взад-вперед. Докурила сигарету до фильтра и бросила окурок себе под ноги прямо перед носом у привратника, достала и зажгла следующую. Бродяга, обосновавшийся перед сквером церкви Святого Варфоломея, знай себе напевал под гитару. Чтобы убить время, она перешла улицу и стала слушать.
Мужчина в тонкой бесформенной полушинели перебирал струны и пел, сидя по-турецки на асфальте. Рядом лежал раскрытый футляр от инструмента, в него прохожие набросали уже немало мятых купюр.
Ноги еле держат, о Господи
Видно, смерть нашла подлеца…
Здорово у него получается! Лица не разглядеть — он низко склонялся к своей старой гитаре, да еще нахлобучил бурую шляпу, но скрипучий голос, печально повествующий о тяготах жизни, брал за душу. Ей даже показалось, что он поет не о себе, а о ней. Орхидее сделалось грустно и одновременно хорошо. Поддавшись порыву, она достала доллар и положила в футляр от гитары. Бродяга кивнул, не прерывая пения.
Ноги еле держат, о Господи.
Видно, смерть нашла подлеца…
Я не против сдохнуть, о Господи,
Если б не слезы мальца…
Последний горестный аккорд — и песне настал конец. Он отложил гитару и поднял голову.
Она удивилась, увидев перед собой азиата, к тому же очень даже ничего собой, без присущих братии уличных менестрелей признаков алкоголизма и наркомании, наоборот, с ясным и глубоким взглядом. Приобретенный на улице инстинкт тут же подсказал, что перед ней не бродяга, а нацепивший зачем-то тряпье серьезный музыкант.
— Вы отлично исполняете, вам раньше не говорили? — вырвалось у нее.
— Спасибо.
— Где вы научились так играть?
— Я апостол блюза. Я живу блюзом.
— У меня самой порой бывает такое же настроение…
От его пристального взгляда она покраснела. Он собрал деньги в футляре, спрятал их в карман, положил в футляр гитару и защелкнул замочек.
— На сегодня хватит, — сказал бродяга. — Пойду глотну кофейку в «Старбакс» за углом. Не возражаете составить компанию?
«„Не возражаете составить компанию“… Наверное, он студент колледжа Джуллиард, пробующий себя в суровой уличной обстановке. Да, не иначе», — размышляла Орхидея.
Ей понравилось его церемонное обращение, так резко контрастирующее с внешней запущенностью. В ней еще не погасла злость на Гидеона.
«Хорошо бы, он увидел меня с этим „апостолом блюза“ — это послужило бы ему хорошим уроком».
— Не возражаю, — отозвалась она. — Почему бы и нет?
ГЛАВА 49
Кивающий Журавль сидел за маленьким столиком, пил зеленый чай и покорно слушал женскую болтовню. Эта возможность сама упала ему в руки, и он знал, как ею воспользоваться, чтобы выманить Кру из укрытия, сбить с толку, принудить к обороне.
Просто чудесная возможность!
— Вы сегодня уже проходили мимо, — сказал он. — Я вас сразу приметил.
— Действительно!
— С вами был мужчина — ваш муж?
— Просто друг, — сказала она со смехом и наклонилась над столиком. — А вы? Вы же не с улицы, я права?
Кивающий Журавль не соизволил ответить.
— Вам меня не провести. — Она подмигнула. — Хотя, если честно, у вас неплохо получается маскироваться.
Он пил свой чай, словно ничего не произошло, хотя встревожился не на шутку.
— Друг? Близкий друг?
— Я бы не сказала… Вообще-то он странный.
— Да? В каком смысле?
— Выдает себя то за актера, то за продюсера. Одевается черт знает во что, выдает себя за другого, таскает меня за собой. Форменный псих! Врет, что разучивает роль, но я думаю, у него большие неприятности.
— Какие именно?
— Хотела бы я знать! Я не прочь ему помочь, но он не разрешает. Повез меня в Ривердейл, в привилегированную частную школу. Мы с ним притворялись там родителями вундеркинда. Он зачем-то стянул в школе бумаги. В «Уолдорфе» мы как сумасшедшие меняли среди ночи номера.
— Как странно!
— Ага, а потом навещали в больнице его друга, только тот уже отдал концы.
Кивающий Журавль оторвался от чашки с чаем.
— Сдается мне, он вовлечен в какие-то незаконные дела.
— Не знаю, он как будто честный. У меня от него голова идет кругом!
— Где он сейчас?
Девушка пожала плечами:
— Бросил меня в метро, взял и выпрыгнул из вагона. Сказал, что позвонит. Он вернется, ведь в номере остались все его вещи.
— Вещи?
— Он таскает с собой целый чемодан грима. И еще один, весь в замках. Понятия не имею, что в нем спрятано, он очень его бережет.
— Он хранит такой чемодан в номере?
— Нет, зачем в номере этот пластмассовый гроб? В камере хранения отеля.
Кивающему Журавлю очень повезло с этой болтушкой. Вытянув из нее все важные сведения, он опять заговорил о себе:
— Вы сказали, что я маскируюсь. В каком смысле?
— Да ладно, вы только посмотрите на себя! — Она захохотала. — Я знаю, кто вы на самом деле.
Он встал, взглянул на часы.
— В церкви Святого Варфоломея скоро начнется вечерняя служба.
— Что? Вы ходите в церковь?
— Да, слушать музыку. Я поклонник григорианского хорала.
— Ничего себе!
— Не возражаете пойти со мной?
Орхидея заколебалась.
— А что, и пойду! Только не думайте, что это свидание.
— Что вы! Мне приятно ваше общество. Чисто по-дружески.
