пугает больше, чем если бы она прокричала эти слова. — Знаю, что сейчас этого не требуется, но если бы я могла повернуть время вспять…
Я улыбаюсь.
— Нет, я бы не хотел, чтобы ты пачкала руки о такое дерьмо. Он этого не стоит. И получил по заслугам. Его застрелили, когда мы проникли в дом год спустя. Парень и меня пристрелил бы, если бы не увидел, что я ребенок. Однако, он держал меня до приезда полиции. К тому времени, как они приехали, отец был уже мертв. Мы похоронили его на мое восьмилетие.
— Так вот почему ты не доверяешь полиции, — тихо говорит она.
— С этого все началось, — говорю я, пожимая плечами, — но оно росло, потому что я оставался в том же районе. Копы проезжали мимо, смотрели на нас так, словно мы были врагами — бедные, озлобленные, брошенные на улицах дети, даже те, кто хотел вырасти и уйти. Не было ощущения безопасности. Скорее это чувствовалось так, что мы были против них, несмотря на то, что у них была власть и оружие, а у нас — ничего.
Шэйн поджимает губы и хмурится.
— Давай, — киваю я. — Говори, о чем задумалась.
— Не уверена, что у меня на уме, — говорит она. — Я вижу, к чему ты клонишь и мне жаль, что это случилось с тобой и твоей семьей. Но вспоминаю отца Патрика, священника из школы.
Я вздрагиваю.
— Плохой священник?
Она качает головой.
— О нет, наоборот. Он был ангелом. После смерти родителей он всегда был рядом, даже когда я срывалась, нарушала правила и делала все, чтобы меня выгнали из школы. Он никогда не осуждал, не говорил ничего о том, что мои родители на небесах, потому что на то воля Бога, не говорил ничего, что я не хотела бы слышать, потому что это ложь. Как будто тонкие бинты накладывают на кровоточащую рану, и они насквозь пропитываются кровью.
Она сглотнула.
— Отец Патрик не был проповедником… Он просто любил меня. Любил, как и всех других детей в школе. Никогда не предлагал мне унять боль, но помог исцелиться. Не знаю, как бы я пережила первый год, если бы не он.
— Я рад, — говорю я. — Хотелось бы, чтобы таких людей было больше.
— Но они есть, — говорит она, полностью убежденная. — На каждого священника, растлевающего детей и попадающего в ужасные заголовки газет, приходится один отец Патрик, который тихо работает каждый день, творя чудо для тех, кто нуждается в нем.
Я хмыкаю, понимая, куда она клонит.
— Не утверждаю, что знаю, как живется в городских районах, — продолжает Шэйн, — Знаю, что вела вполне привилегированную жизнь. Но я верю, что людей стоит принимать такими, какие они есть. А полицейские и священники — в первую очередь люди. Это значит, что большинство из них в течение дня находятся где-то между добром и злом, в зависимости от того, насколько крепким был их сон и получили ли они с утра свою порцию кофеина.
Я усмехаюсь.
— Получается, что большинство людей слишком ленивы, чтобы выбрать только одну сторону?
— Полагаю, да, — она пожимает плечами, одновременно разочаровано и всепрощающе. — Или слишком отвлечены, смущены, запутались в ежедневной рутине, сквозь которую им сложно видеть мир вокруг. Но ты прав, некоторые люди — преступные ублюдки, которые пользуются своей властью.
Она крепче сжимает мою руку.
— Но некоторые из них — настоящие герои, люди, готовые принять пулю за незнакомца или отказаться от секса навсегда, потому что католическая церковь устанавливает безумные правила, а затем отказываются менять их сотни лет.
Я улыбаюсь.
— Отец Патрик — настоящий герой.
— Спорю на твой очаровательный член, — с непроницаемым лицом говорит она. — Смог бы ты на всю свою жизнь отказаться от ярких оргазмов, затуманивающих твой взор?
— Нет, с прошлой субботы уже не смогу, — я сажаю ее на колени, чтобы обнять полностью. Обнимаю, пряча лицо в сладко пахнущих волосах, и обещаю, — постараюсь.
— Все, что мы можем сделать, — говорит она, целуя меня в рот. — Стараясь верить в хороших людей и быть лучше тех, кто подвел нас.
— Моя цель немного выше, — говорю я, обхватывая пальцами ее бедро. — Стать лучше, чем мой преступник-отец, избивающий жену и ребенка, кусок дерьма.
Она целует меня в щеку.
— Ты стоишь десяти таких, как он. Сотни. Ты хороший мужчина, Фальконе.
— Даже когда проявляю упрямство?
— Да, — она удобнее располагается на моих бедрах, оседлывая их и посылая огненные вспышки по моему телу. — Даже когда упрямишься, ты все такой же терпеливый, вдумчивый и чертовски сексуальный.
— Вероятно, стоит закончить серьезный разговор, — я обхватываю ее грудь через футболку, наслаждаясь тем, как ее соски набухают под моими пальцами. — Мне внезапно стало сложно сосредоточиться на чем-то.
— Мне тоже, — говорит она, дыхание учащается, пока Шэйн водит бедрами по тому месту, где выпирает мой член. — Но сперва должна задать тебе очень важный вопрос.
— Какой, Принцесса? — я прижимаюсь к ней, потираясь о нее через одежду.
— Окажешь мне честь и сделаешь меня якобы беременной после сегодняшней ночи, Дракон?
На миг я сбиваюсь с ритма, пока не осознаю, о чем она говорит и облегчение расползается по моей груди.
— Серьезно? Ты уверена, что все будет хорошо? Если нет, то нам не…
— Все хорошо. Но надо убедиться, что Кери узнает об этом, не привлекая лишнего внимания.
— Я могу рассказать об этом общей знакомой, которая работает с ней.
— Идеально, — говорит Шэйн, улыбаясь, пока тянется к подолу футболки. — Тогда полагаю, тебе остается лишь притвориться, что ты меня обрюхатил.
Она потянула ее вверх и сняла через голову, обнажив потрясающую грудь. Спустя мгновение, ее грудь оказывается в моих руках. Я вожу языком поочередно с одного соска на другой, облизываю, посасываю, прикусываю, пока движения ее бедер не становятся более настойчивыми.
— Да, — выдыхает она, впиваясь ногтями мне в шею. — Я так тебя хочу. Хочу, чтобы ты оказался внутри меня. Прямо сейчас.
Я потянулся, стаскивая боксеры до середины бедер, освобождая член, пока Шэйн выскользнула из своих шортиков и трусиков в кратчайшее время. Спустя мгновение она снова была на мне, обхватив головку моего члена и направляя его в себя, опускаясь, пока я не оказываюсь в ее жаркой и влажной киске.
— Вот так, — вздыхает она, прикусив нижнюю губу. — То, что мне нужно.
— Так ты хочешь забеременеть от меня, Принцесса? — я хватаю ее за бедра, проникая глубже, пока мой член не упирается основанием в ее лоно.
Озорные искорки появляются во взгляде Шэйн, и еще до ее ответа я знаю, что она собирается подыграть.
— Да,