для красного словца. Но на любого цензора, найдись такой, эти имена подействовали бы сами понимаете как. Само собой разумеется, под запретом были книги о Джеймсе Бонде – полная чушь, как всем теперь видно. Нельзя было покупать книги Говарда Фаста, которого угораздило сначала вступить в компартию США, а потом «выступить» оттуда. Нельзя было покупать и продавать маленькую книжечку Ива Монтана «Солнцем полна голова» на французском языке, изданную у нас в те времена, когда мы его нежно любили, потому что они вместе с Симоной Синьоре нехорошо высказались по поводу событий в Венгрии или в Чехословакии, уже не помню. И вот мы среди тощеньких адапташек вылавливали этих блох, дабы они своим присутствием не замутнили прозрачную чистоту советской идеологии. Можно подумать, больше делать нам было нечего.
В общем, театр абсурда был открыт с утра до вечера и ставил свои однообразные убогие спектакли ежедневно, кроме воскресенья. Но, несмотря на весь этот сюрреализм, в нашем магазине паслись многие из тех, кто либо хорошо знал, какая «в державе датской гниль», либо узнавали всё это из наших книг. Иной раз мы сдуру хватали книги и Орвелла, и Хаксли или ещё какие-то, какие нам ни под каким видом нельзя было покупать, и у нас их брали наши верные и постоянные покупатели. Почему на нас никто ни разу не настучал? Я думаю потому, что к нам ходили хорошие люди, которые вовсе не желали на нас доносить. А без сигнала наши хватательные и держательные организации уже мышей не ловили.
Зато ужасно забавно было наблюдать за «нашими людьми» в действии. Например, в наш магазин приходили два подозрительных иностранца – один немец из ФРГ, а другой – молодой австриец. Когда этот высокий молодой австриец в длинном темно-зеленом пальто входил в наш магазин, происходила странная вещь: все настоящие покупатели мгновенно куда-то испарялись, словно становились невидимыми, а вместо них оставались одни кагебешники. Австриец подходил к стеллажу с немецкими книгами, а трое или четверо «наших» стояли у прилавка, буравя ему взглядами спину, и все как один яростно листали при этом дурацкие адапташки, которые лежали в ящиках прямо на прилавке. Мне всегда казалось, что они пробуравят дырки своими взглядами в его пальто и прямо у него в спине. Конечно, он чувствовал эти взгляды и знал, что его «водят». Однако делал вид, что ничего не замечает. Как только австриец покидал магазин, «наши люди в штатском» тут же как сквозь землю проваливались, а их место занимали обычные покупатели. Это был прямо какой-то фокус-покус.
Посещение же эфэргешника были обставлены по-иному. Этот немец курил трубку и, входя в магазин, вынимал её изо рта и клал в карман, потому что я как-то догадалась сказать ему «No smoking». Он быстро проходил в угол отдела художественной литературы, где в те времена выставлялись антикварные книги, а мы ждали начала привычного ритуала.
Почти одновременно с его приходом, буквально через минуту, раздавался телефонный звонок. Я снимала трубку, и знакомый до боли монотонный мужской голос просил пригласить к телефону Галину Андреевну. Я мощным контральто на весь магазин вопила: «Галина Андреевна, к телефону!». Чуткое ухо могло услышать в моем вопле нотки злорадства. Из-за прилавка с каменным лицом к телефону шла Галя. Она бросала взгляд на меня, а я в ответ строила понятную ей гримасу. Она с тяжелым вздохом брала трубку и говорила: «Слушаю». А затем она с краткими интервалами повторяла только одно слово: «Да… Да… Да». Потом, положив трубку на место, шла обратно за прилавок. Инструкции, которые она получала по телефону, всегда были одними и теми же. Ей надо было следить за немцем, углядеть, какие книги он берет и смотрит, а затем, после его ухода, их надо было снять с полок, переписать с них номера квитанций и задержать их у себя до особого распоряжения. По номерам квитанций можно было определить, кто эти книги сдавал. Стало быть, можно было выявить какие-либо связи между подозрительным немцем и какой-нибудь нашей продажной шкурой, которая могла передать ценную информацию «ихней разведке посредством антикварной книги». В ней могла лежать шифровка, могли быть подчеркнуты или наколоты буквы. Короче говоря, находка для шпиона. Нашим девчонкам вся эта бодяга настолько надоела, что они перестали выставлять новую покупку в антикварный отдел. Они думали, что проклятый немец увидит, что брать нечего, и уберется восвояси, а он, чертов клин, наоборот повадился приезжать по три раза в день, чтобы не упустить что-нибудь новенькое.
Ходили и за нами. Когда я пришла в магазин, меня представили некоему Николаю Яковлевичу, нашему штатному надсмотрщику из КГБ. Потом он быстро куда-то делся, и за нами присматривали уже негласно. Я этим никогда особо не интересовалась, а вот Александра Фроловна хвасталась, что всегда в толпе наших покупателей может отличить кагебешника. Впрочем, когда я собиралась в 1971 году в свою первую заграничную поездку, я почувствовала, что меня кто-то пасёт. Помню, я в магазине выбирала какие-то деревянные безделушки для сувениров и ощутила, что кто-то дышит мне прямо в шею. Возможно, я ошибалась. Но потом соседи рассказывали, что в наш и в соседние дома приходил какой-то тип и расспрашивал, как я живу, с кем я живу, кто у меня бывает и т. д. Вот это уже факт.
Помню ещё такой случай. К товароведке подошла чета немолодых англичан, и предложила купить у них пару каких-то «пóкетов» – карманных изданий на английском языке. Книги были хорошие, и я охотно бы их взяла, но у англичан не было наших паспортов, адрес их был гостиничный. Мы не знали, что делать, но тут быстро подсуетилась наша постоянная посетительница и приятельница Елены Павловны Софья Иосифовна Г. Она предложила сдать их книги на её паспорт. Дело было прямо перед обедом, я быстренько-быстренько накатала квитанцию, Софья Иосифовна понеслась в кассу, получила деньги и отдала их в руки англичанину. Тут всех покупателей начали выгонять наши дежурные, и я было собралась передвигать стопы в сторону кухни, как передо мной словно из-под земли вырос добрый? – нет, ражий молодец. Он быстро сунул мне под нос красную книжечку, попросил позвать директора и начал допрашивать меня, не видела ли я, что эта старуха, как он выразился, передала иностранцам. «Ничего она не передавала, сказала я. – И никакая это не старуха. Это наша Софочка». Молодой здоровяк потребовал квитанцию и книги. Он все это внимательно осмотрел, поговорил с Александрой Фроловной и ушел. А Александра Фроловна сделала мне маленький выговор: «Зачем ты сказала «наша
