А оно у меня с недавних пор имеется. И решетка таких людей не остановит. У них есть шавки на воле, которые готовы выполнить любой грязный приказ.
И даже представить боюсь, что они могут сделать с моей девочкой. Изнасилуют, убьют и на куски порежут. А мне кинут в лицо сосок. Это далеко не фантазии, это еб*ная правда. Некоторые это сделают даже без особого повода.
Поэтому нужно быть осторожным и не вляпываться в разного рода дерьмо. И именно поэтому, когда Мира позвонила, послал ее куда подальше. Я выйду, и мы ещё успеем наговориться. И натрахаться. С лихвой.
— Адвокат уже на месте.
Вырывает охранник из моих дум и кивает по направлению к комнате встреч. Ну, блять, наконец-то, где носило этого урода, не пойму.
— Надеюсь, ты по делу, — не здороваясь, сразу в лоб.
Присаживаюсь напротив жирного мужика лет пятидесяти. Ну говорят, один из лучших. Но берётся в основном за серьёзные дела: убийства, похищения, насилие, а не финансовые махинации. Да и связи у него хорошие. Дело в цене. А берет, сука, дорого.
— У меня есть отличная новость. Судья согласился…
Стоило ему это произнести, как я выпрямился, и внутри разгорелся пожар надежды.
— Ну и, блять, не молчи! — прикрикнул на него, а один из охранников уже шёл к нашему столу, чтобы убедиться, что все в норме.
— Через три, максимум четыре месяца выйдешь, я тебе обещаю, — говорит самоуверенно, но я чувствую подвох.
И не прогадал.
— Но. Цена в два раза.
— Эта блядина ахренела?!
Где же деньги такие брать. Сумма и так кусалась прилично, а тут в два раза.
— Это риск, — пытается подавить меня взглядом. — Это ещё не все. Год условка так и останется.
— Да на это насрать.
И правда похрен. Это никак не испоганит мою жизнь.
— Так, — постукивает пальцем о стол и нервно поправляет очки на пол лица, — ты согласен?
Мозг начинает активно работать. Сколько я уже должен денег, в голове не укладывается.
Это придётся все же продавать всю недвижимость, чтобы погасить все долги. А до этого надеялся не дойдёт.
По сути останусь с голой жопой. Вот и мечты начать новую жизнь, со своей бабой и в новом месте, смылись в унитаз.
— Черт! Ладно. Я скажу Ире передать тебе деньги.
Она должна согласиться. Оформлю на неё квартиру в столице, на которую она давно глаз положила. Этого с лихвой хватит.
— Выглядишь не очень. Постарел.
— А ты был в тюрьме? — спрашиваю грозно. А он только глаза опускает. — Вот и хрен-то. И ещё… ты принёс?
— Конечно.
Он передаёт мне желанную фотографию. Как только вижу ее лицо, пробирает до костей. Блять. Сердце куда-то ухает, как у влюблённого сопляка. Дыхание учащается. А член уже готов к активным действиям, словно она здесь прямо передо мной.
Хороша. Как мог раньше думать, что в ней нет ничего особенного. Она самая необыкновенная женщина из тех, кто встречался на моем пути. Особенная. Красивая зараза. И лживая. Но я тоже не ангел, так что мы с ней ещё повоюем.
Скоро. Скоро она будет моей, подо мной, со мной. Привяжу к себе, закую дома. Украду себе и буду издеваться над мразью сутками, годами, до самой смерти.
Выжгу своё чёртово имя, как на корове. Жрать с моих рук будет. Дышать тогда, когда разрешу. Ни на шаг от меня не отойдёт.
Я обрету свободу, а она ее потеряет навсегда. Совсем скоро. Часики тик-так. И только эти мысли поднимают настрой. Мысли о ней не дают мне разлагаться в этом месте.
Уже в своей камере на четверых ночью смотрю на ее лицо и прикладываю фото к губам. Мечтая ощутить сладкий любимый вкус ее ротика. Скучаю, пиздец. До боли в рёбрах.
Моя сука. Мой яд, моя отрава и погибель.
Глава 89 (Опасные роды)
— Давай, милая, ты сможешь! — приказывает старшая акушерка.
И я пытаюсь. Но сил больше нет. Сколько времени прошло? Кажется, целая гребаная вечность.
Падаю на подушку обессиленно. В глазах блики. Голова кругом. А живот тянет так сильно, что хочется просто умереть. Адские муки.
Боль везде, кажется, даже на кончиках волос. Хочу рыдать в голос, но стараюсь сдерживать эти порывы. И выходит только громкий крик. Такой, что даже у меня уши закладывает.
— Нет! Боже! Неееет! Что-то не так… не могууу… — все же ною отчаянно, когда чуть отпускает. — Прекратите это!
Смотрю по сторонам, не могу сосредоточиться на одном предмете. Лица расплывчаты. И я чувствую стук своего сердца в ушах и горле. Дышу часто. И снова пронзает нестерпимая боль.
Да когда же это уже закончится, Боже.
— Возьми себя в руки и тужься! Давай, Севастьянова, это не так и тяжело.
Сука. Не могу я больше. Не могу даже голову с подушки поднять. Чего они от меня ждут?
Но после передышки я пытаюсь снова и снова. Это ад. Самый настоящий. Мне кажется это все бесполезно.
Как же хочется придушить в этот момент папашу ребёнка, что сейчас отбывает срок. Когда я мучаюсь. Сволочь. Когда он вернётся, я с него шкуру сдеру. И больше никогда не позволю к себе притронуться и вообще не подойдёт ни ко мне, ни к ребёнку.
А его сейчас нет рядом, когда он так нужен. Ублюдок. Как же ненавижу его. Срываю горло и напрягаю вновь мышцы. И, кажется, становится немного легче. Но ненадолго.
— Думай о ребёнке, — молодая девушка берет меня за руку и говорит очень близко. Но даже на таком расстоянии не вижу ее лица. — Ты не можешь сдаваться.
Хочу ответить грубо, но новая вспышка агонии не даёт мне этого сделать. Меня засасывает темнота. Она подбирается незаметно. Не вижу свет. Только мрак. Я должна бороться. Ради моей девочки и себя.
Нет. Главное, чтобы с ребёнком все было в порядке, на остальное похрен. Я выкарабкаюсь. В голове прокручиваю молитвы, но ни одну из них не могу вспомнить. И просто прошу Господа, чтобы все прошло по плану. Чтобы он помог нам.
Обстановка родовой меняется в момент. Я чувствую. Все начинают странно переглядываться, перешёптываться и бегать туда-сюда. А я, кажется, теряю сознание на несколько секунд и снова прихожу в себя.
Слышу слово «анестезиолог» и все, меня срывает. Пытаюсь встать, но меня удерживают на месте.
— Какого хрена творится? — спрашиваю охрипшим голосом. — Что происходит?
Но мне не отвечают. Делают укол и занимаются своими делами. А мне страшно. Я продолжаю активно задавать вопросы, даже когда яркая боль снова наступает. Продолжаю рвать горло, слёзы брызгают из глаз.
Медсестра пытается успокоить, но я не понимаю терминов, что она говорит. Только обрывки фраз.
