Смутно помню, как добралась вчера домой. Шла всю дорогу пешком. Существует же какой-то критический болевой порог, когда наступает онемение. В моём случае, ещё и отупение. Его я и достигла. Иначе не вынести. Потому что внутри всё разрывается, сознание тускнеет и можно сойти с ума. Или умереть на месте. Мне так плохо, как не было никогда в жизни. Обидно было, противно, неприятно. Больно тоже, но терпимо без анестезии. А сейчас я мечтаю впасть в кому, только бы получить передышку от самой себя.
Утром заставляю себя идти в офис. Я люблю свою работу и совсем не хочу увольняться. Увольнение — не выход. Похоже на очередное бегство. Хватит сбегать. И это шанс. Призрачный, как шлейф надежды. Что я увижу его снова. Мы с Яро…славом никогда не обозначали наш роман служебным. Просто мужчина и женщина. Так совпало, что работаем в одном месте. Хотя уже нет.
Весь день чувствую его отсутствие. Сижу в своём кабинете и выхожу в обед только за кофе. К вечеру узнаю, что Ярослав Валентинович снова в головном офисе. Кабинет пока не разбирают, но пустота от него окатывает меня в равной степени силе его взгляда. От того ещё мучительнее осознание собственной ошибки и нанесённого ему… Нет, не только ему. Нам. Нанесённого нам…мною…оскорбления. Пусть не преднамеренно. Я заигралась. Из одной крайности перескочила в другую. Потеряла сама себя.
Почему я обманулась? Потому что хотела обмануться. Малодушно погрузилась в жалость к себе, решила спрятать голову в песок и выставить лишь хвост. Не лицом навстречу, а… Ведь сколько было возможностей хладнокровно найти любовника без тех самых обязательств, согласиться на подкаты в клубе или заигрывания в кафе. Нет же, я выбрала Яра… Ярослава…, так как откликнулась на него. Он проник ко мне в душу. Внимательный. Придуманные блокировки сработали, но он прошёл сквозь них, не поясняя. Зачем слова, если сердцем уже всё пОнято и принято.
Только я не разрешала себе слышать сердце. Думала, оно разбито и вместо того, чтобы выкинуть осколки, охраняла их с бешеным рвением. Но разбилось не сердце. Разбились мечты и мои иллюзии, чтобы я смогла увидеть настоящее. Я наконец-то смогла. К сожалению, слишком поздно. Глупая, глухая и слепая.
Я же любила Марка. И осуждала сама себя за то, что переключилась в одночасье на другого. От чего и не верила тому, что на самом деле чувствовала. Корила себя, обзывала легкомысленной, сомневалась, что могу любить, и что меня действительно можно любить в ответ, раз я сама такая поверхностная. Я любила Марка, как любят глоток мнимой свободы. Оба юны, порывисты, легко и без оглядки. С ним был важен один сегодняшний день. А с Ярославом свобода настоящая. Потому что с ним легко быть самой собой. Не притворяться. Не нужно быть всё время весёлой, можно грустить, плакать, смеяться, предаваться страсти и просто спать рядом. Он поддержит, окружит вниманием и не позволит подбить мои крылья, которыми всё время хочется обнимать его самого. Я не бежала от Марка. Я летела в Ярослава.
Смотрю на окно кабинета и на его створках словно двуязычный договор в двух колонках на одной странице перед глазами: я с Марком в освещённом номере отпускного отеля перед окном, в которое он вжимает меня. Я с Ярославом в затемнённом номере отеля перед окном, которого он не даёт мне касаться. Я вижу город и сама на полном обзоре, что заводит Марка. Я вижу город, а сама скрыта от посторонних — именно я завожу Яра.
Марк постоянно просил меня напоминать ему обо всём на свете, всё равно забывая половину. Яр просто делает. Подмечает и действует, без просьб и напоминаний. Зачем я их сравниваю… Они параллельны, никак не пересекаемы. Марк — капля. Яр — море, моё личное море.
Детали и нюансы высвечиваются режущим по-живому неоном. Цветы в тон помады. Часы на дверках душевой бассейна. Вино. Музыка. Кофе. Придерживаемые двери. Мой комфорт. Одеяло. Выдвигаемый стул. Ограждение от посторонних, чтобы не задели. Его терпение. Колоссальное и именно со мной. Я не заслуживаю такого мужчину.
Я казалась себе глупой за отношения с Марком. Как бы не так. Я была как раз наивной и восторженной. Упала с небес на землю. Вместо того, чтобы твёрдо встать на ноги с надёжной опорой, я со своими попытками сбежать от себя самой впала в несусветную постыдную глупость, намеренно и целенаправленно. Некого винить, кроме себя.
Вечером я захожу в свой двор и вижу широкую спину в цветной рубашке. Веня вернулся из небытия. Дворник, с которым у нас дважды состоялись какие-то неимоверные философские разговоры за жизнь, выбор пути и смысл нашего существования. Он периодически уходит в собственную нирвану. Его нынешнее исчезновение затянулось дней на десять точно. Неожиданно, но я рада его видеть.
— Привет, Веня, — обращаюсь к нему, и он разворачивается. — Ты вернулся.
Каждый раз он выглядит на разный возраст. Сегодня кажется, что ему за сорок. Свежая рубашка смотрится парадоксально неопрятной. Зато волосы чистые и гладко зачёсаны.
— Вечер добрый, темновласая дева, — он отвешивает мне лёгкий поклон, который не вяжется с его пафосным приветствием. Но в этом весь Веня. — Ты почему не улетела? Мотовка! Или успела вернуть деньги?
Я не понимаю, о чём он говорит. На всякий случай улыбаюсь и пытаюсь отыскать скрытый смысл в его словах. Веня похож на большого воробья. Вроде бы прыгает рядом, но всегда сам по себе.
— Вень, ты меня с кем-то путаешь, — звучит почему-то грустно.
— Позволь заметить: я людей никогда не путаю, — с достоинством отвечает дворник. — Лопаты могу, подъезды частенько, но не жителей. К тому же, я грамотный, газеты читаю, литературу, и пишу.
Я киваю. Видимо, космос Веню не отпустил. Перегаром не пахнет, взгляд ясный, но он на своей волне, неведомой мне.
— Ты же знаешь, чернышка, я бумагой не раскидываюсь. А тут метко, два листа смял и в мусорку. Мужчина-то солидный, культурный и не чтобы покрасоваться. Знает, как урнами пользоваться. Уважение моё таким. Утро раннее, я их только начистил. Ну, и вынул, мне сгодится и сморщенная, а там имя твоё. Ух, думаю, черноголовка, роковая дама, довела серьёзного человека до психического жеста. До вылета счёт-то на часы, но как безжалостно пульнул он бумажки, понял я, что тут вечность между вами.
Я моментально бледнею, потому что кожу словно стягивает на щеках.
— Где бумажки эти? Ещё у тебя, Вень?
Он лезет в карман штанов, больше похожих на карманы со штанами, так много отсеков на них нашито.
