Я отдаю долг Константинову.
Он не говорил, что любит меня напрямую. Но назвал себя влюбленным.
— И потом я хочу похвастаться кольцом на всю страну, — я подшучиваю, поднимая ладонь к лицу Константинова. — Валентина объяснила мне, что оно очень дорогое.
— Да, конечно. “Похвастаться”, — Максим хмуро язвит. — Очень на тебя похоже.
Ему по-прежнему не нравится моя идея, но я решаю больше не давить. Пусть обдумает ее хорошенько за время полета, а я пока напишу Герману и попрошу скинуть мне все наработки нашей романтической легенды. Во мне неожиданно просыпается азарт, я хочу подготовиться к интервью наилучшим образом и показать стерве по имени Ольга, что у воспитанных девушек тоже есть зубки. И кусаемся мы намного больнее.
В частном секторе аэропорта нас ждет тот же самолет. Максим перебрасывается парой фраз с пилотом и сразу проходит к столу, чтобы сделать несколько звонков. Я же сажусь к иллюминатору и тоже достаю телефон из кармана.
— Когда ты вернешься?
Первым на глаза попадается сообщение от сестры.
— Я тоже соскучилась, — пишу ей. — Вот-вот вылетим, часа в два будем в Москве.
— А какой аэропорт?
— Что-то случилось?
— Я хочу встретить тебя. Увидеть как можно быстрее.
— Хорошо. Я сейчас напишу Герману, он устроит.
— Я сама ему напишу.
Я отсылаю ей смайл с объятиями, после чего отвлекаюсь на стюардессу. Она приносит минералку, которую я попросила на входе, и протягивает мне меню и пластиковую коробку с наушниками. Я отказываюсь от обеда, а наушник вкладываю только в одно ухо, чтобы слышать Максима.
Впрочем, у нас не выходит поговорить до прилета. Он погружается в ноутбук и лишь изредка отрывает от него взгляд, чтобы посмотреть на меня. И то с расфокусом.
— Мы поедем на одной машине? — спрашиваю после приземления, когда Константинов подает мне руку, помогая спуститься с трапа.
— Да, я в центре пересяду. Герман как раз должен ждать меня.
Его обрывает злой хлопок дверцы. Мы вместе оборачиваемся на кортеж из четырех машин, который встречает нас на земле. Посторонних нет, только охрана и помощники в строгих костюмах.
— Света!
Я узнаю голос сестры и ищу ее, пытаясь разглядеть в толпе черных пиджаков.
— Ох, ты уже тут, — я радостно улыбаюсь, когда вижу Лизу. — Я звонила тебе пару минут назад, а там одни гудки.
Лиза быстрым шагом направляется ко мне и я замечаю, что-то неладное. Она двигается нервно и смотрит не на меня, ее бушующий от ярости взгляд устремлен четко на Константинова. Она буквально прожигает его насквозь, а ее грудь ходит от частых лихорадочных выдохов, в которых я чувствую слезное эхо. Да, она едва сдерживает слезы.
Боже, что случилось?
Где ее малышка?!
— Лиза, — я срываюсь к ней навстречу и протягиваю руку. — Что…
— Это он! — кричит она, оглушая всех вокруг. — Убийца!
Злой крик сестры ощущается как пощечина. Я пытаюсь поймать ее, но Константинов принимает удар на себя. Лиза наталкивается на его корпус и бьет Максима по щеке. Хлестко и так жестоко, насколько вообще способна женщина.
— Ненавижу, — выдыхает она, занося ладонь снова. — Всё из-за тебя!
Мне становится больно, я ощущаю фантомную вспышку и злюсь на Максима, что он не закрывается. Он молча сносит женскую истерику, а через мгновение подхватывает Лизу за локти, когда она начинает обессилено оседать вниз.
— Ты… ты, — сбивчиво шепчет она, не находя сил, чтобы оттолкнуть его. — Ты убил их…
— Лиза, хватит, — я перекрываю ее ослабевший голос. — Не надо, я умоляю тебя.
Она все же рвется, царапая его пиджак и срываясь в слезы, которые текут по ее бледному лицу. Я трогаю сестру за плечо и смотрю на Константинова поверх ее головы. Он по-прежнему молчит и как будто ждет моего разрешения, чтобы поднять Лизу на руки.
— Ты знала? — Лиза резко поворачивается ко мне и смиряет разочарованным взглядом. — Скажи, что нет. Только не это, нет…
Она качает головой и оседает ещё ниже. Максим не выдерживает и берет ее на руки. Он не прижимает ее к себе, чтобы не усугублять, но Лиза все равно отталкивает его. Я же понимаю Максима без слов, первой разворачиваюсь к машине и открываю дверцу.
Охранник неподалёку виновато выдыхает, будто допустил профессиональную оплошность. Охрана вообще напряглась, я замечаю, что одна машина проехала дальше и встала так, чтобы к нам не могли подъехать даже службы аэропорта. Конечно, а как иначе? Я подспудно нервничаю, что истерику моей сестры могли видеть посторонние. Или даже заснять, Константинов же сейчас под прицелом, а я уже узнала, как находчивы бывают папарацци ради горячих сюжетов.
— Принеси воды, — бросаю охраннику, пока Константинов усаживает Лизу на заднее сиденье.
Над нами тут же образовывается большой зонт. На всякий случай. От фотокамер с большим зумом.
Мы с Максимом остаёмся стоять у дверцы, он чуть подальше, а я держу ладони сестры.
— Поезжай, — говорю Максиму, — тебе пора, я сама здесь справлюсь.
Я вижу, что ему непросто. Максим вновь напоминает каменное изваяние, как в той спальне, где я сорвалась и наговорила ему жестоких вещей. Я бросила ему в лицо, что он привык ломать жизни и откупаться, привык приказывать и не считаться с другими людьми.
— Врача уже вызвали, — бросает он невпопад, проверяя наручные часы. — Лучше проехать к подземной парковке, там будет проще…
— Я все сделаю, — я отнимаю руки от сестры и вытягиваюсь во весь рост перед Максимом. — А ты займись вечерним интервью Ольги, пусть Герман все подготовит для меня.
— Какое ещё интервью?
В глазах Максима вспыхивают искры. Он явно считает, что мне хватит потрясений на сегодня. О каком выступлении на широкую публику может идти речь после случившегося?
— Макс, послушай, — я говорю тише, чтобы Лиза не услышала. — Мы оба понимаем, от кого она узнала. Больше некому рассказать.
— Да, это Ольга.
— А ты уверен, что она не нарушила слово и не рассказала об этом же Цебоеву? Я вот сильно сомневаюсь. Наоборот, я уверена, что сегодняшнее интервью будет посвящено аварии, которая произошла девятнадцать лет назад. Она же обещала растоптать тебя.
— Даже если так, срок давности истёк, — Максим качает головой, как отрезает.
— Тебя не посадят, но вытащат из твоего прошлого всю грязь. На каких людей ты работал, с чего начинал, — я не сдерживаюсь и легонько стучу кулаком по его груди. — Я не хочу этого, Максим. Не хочу видеть, как тебя начнут рвать на куски.
— Не драматизируй.
— Хочу и буду, — я встряхиваю головой, не желая поддаваться его спокойному тону. — Кто-то должен беспокоиться за тебя. И говорить трезвые вещи тоже, — я замолкаю на секунду, чтобы он получше запомнил мои слова. — Нам нужно придумать, чем отвечать Ольге. Вот что сейчас самое главное.