Тревоги Светела были напрасны: предупрежденный о его приезде Скородум был дома, выслал к берегу бояр и верховых лошадей. Проезжая под нестройные приветственные крики по улицам посада[75]и детинца, Светел везде видел приготовления к скорому отъезду: на дворах стояли волокуши, ржали кони, сновало множество воев.[76]Глядя на это, Светел с тревогой подумал о брате. В эту зиму Неизмиру придется идти в полюдье самому, а как он перенесет этот путь со своим слабым здоровьем?
Князь Скородум вышел встречать Светела на крыльцо. Приветствуя его, Светел подумал, что смолятинский князь ничуть не изменился: то же было простоватое лицо с красным носом, седые усы ниже плеч, даже длинная синяя безрукавка на белом горностаевом меху та же самая, что и прежде. Только широкий пояс, разукрашенный позолоченными бляшками, и старинный меч с глазками бирюзы на рукояти, вплетенными в тонкий, потемневший от времени серебряный узор, напоминали о княжеском достоинстве Скородума. Почтительно кланяясь хозяину, Светел невольно скосил глаза на этот меч, священное оружие глиногорских князей. Меч привлекал его мысли и раньше, но увы – его в приданое не дадут.
– Здравствуй, здравствуй, молодец! – приветливо говорил ему Скородум, и Светел невольно поежился: еще по плечам начнет хлопать, при боярах-то и при челяди! – Спасибо, что навестил старика, в такую-то даль ехал да по листопаду-грязнику! Рад я тебе!
– К добрым людям любая дорога коротка! – ответил Светел, изображая на лице радость и украдкой выискивая за спиной Скородума личико княжны.
Скородум провел гостя в хоромы. То, что княжна не вышла его встречать, тревожило Светела, но почет, которым окружил его Скородум, согревал сердце и честолюбие. Законный наследник чуроборского стола не мог бы желать большего.
В гриднице им навстречу выскочили двое мальчишек – сыновья Скородума, Остроглаз и Ползень. Светел путал мальчишек, хотя очень старался это скрыть, и сейчас только потрепал их по рыжеватым затылкам. Но где же княжна?
– Отчего я не вижу твоей дочери? – стараясь придать голосу выражение спокойной вежливости, спросил он у Скородума. – Здорова ли она?
– Она здорова, слава Макоши! – спокойно кивнул Скородум и подергал себя за ус. – Скоро ты увидишь ее.
При этом он метнул быстрый взгляд на Светела. Чуроборский витязь хранил спокойствие, которое показалось Скородуму натянутым, и он уже ответил для себя на вопрос, зачем брат Неизмира ехал к нему по распутице.
Светел увидел княжну Даровану за обедом. Гридница была полна народом, глиногорские бояре и кмети шумно приветствовали брата чуроборского князя, но он сразу, едва ступив за порог гридницы, встретил знакомый взгляд ясных золотистых глаз и больше уже никого и ничего не замечал. Полный чистосердечного восхищения, он застыл у порога, сам себе не веря – да она ли это? За прошедший год княжна похорошела так, как он и предположить не мог. В прошлом году она еще хранила следы подростковой нескладности, а сейчас, на исходе шестнадцатого года, стала красавицей. Ее светло-рыжие, как мед с молоком, волосы были заплетены по смолятинскому обычаю в три косы, одна спущена по спине, а две закручены в баранки на ушах, перевиты нитями жемчуга и янтаря. Лоб у нее был высокий, как у отца; пушистые и прямые брови были чуть светлее волос. Глаза княжны в точности повторяли цвет волос – такого Светел не видел больше нигде и ни у кого. Кожа ее лица была белой, без веснушек, которых стоило ожидать при рыжеватых волосах, на щеках играл нежнейший румянец, как первые отблески зари. Может быть, ей и сейчас было далеко до строгой ясной красоты княгини Добровзоры, но во всем облике ее было что-то милое, нежное, доброе, словно сама богиня Лада смотрела из ее золотистых глаз. Светел любовался ею, не отрываясь. В желто-золотистом платье из заморского шелка, расшитом по подолу и широким рукавам зелено-голубыми птицами, с янтарным ожерельем в золоте на груди и с такими же браслетами на белых руках, с узкой полоской чеканного золотого венца на гладком лбу, княжна сама казалась золотой птицей Ирия,[77]и мягкий, смущенно-приветливый взгляд ее глаз зачаровал его, как глаза самой берегини.
Княжна подошла к Светелу с серебряным блюдом, на котором стояла позолоченная чарочка меда и лежал пирог.
– Мы рады видеть тебя в нашем доме, Светел, сын Державца. Будь нашим гостем, – произнесла она, и нежный голос ее чуть-чуть дрожал от скрытого волнения.
По обычаю, полагалось смотреть в глаза гостю, но ее смущенный взор все время опускался. С прошлого года она запомнила Светела самым красивым витязем на свете, и теперь он показался ей княжичем Заревиком из кощуны. Высокий, статный, светловолосый и синеглазый, он словно излучал свет, Дарована была счастлива уже тем, что видит его, может сказать ему хоть слово. Что же он ответит ей?
– Я с радостью вошел в ваш дом, Дарована, дочь Скородума, – произнес Светел, сам слыша, что и его голос изменился. – Нет у богов таких благ, каких я ни желал бы тебе и твоему роду. И если боги видят твою красоту так же, как вижу ее я, они подарят тебе весь белый свет.
Он взял с блюда чарочку, выпил ее, проглотил кусочек пирога и, по обычаю, прикоснулся губами к нежной щеке Дарованы. На него повеяло теплом, сладким запахом мяты, голова закружилась. Он видел, как ярче заалели щеки Дарованы, как заблестели ее глаза, мимолетно поднятые на него, и его переполняла радость оттого, что она разделяет его чувства. Сейчас Светел не помнил, зачем его послал Неизмир, что нужно ему от Скородума, – он видел перед собой только княжну и был полон любовью к ней. Сейчас ему казалось, что он весь этот год ждал встречи с ней, что она была его заветнейшей мечтой, и вот наконец эта мечта сбылась.
Неловкими руками развязав бархатный мешочек на поясе, он вынул оттуда пригоршню серебряного кружева с глазками бирюзы – те самые славенские украшения, которые купцы предлагали Добровзоре и которые Неизмир выкупил, спешно собирая подарки в Глиногор. Кое-как расправив ожерелье и длинные подвески, Светел положил их на блюдо в руках княжны. Серебро тонко зазвенело о серебро, Дарована тихо ахнула, подняла глаза на Светела, восхищенная красотой подарка и силой его любви – женщинами так часто первое принимается за второе! Но сейчас Дарована не ошибалась – Светел готов был положить к ее ногам золотой венец Денницы-Зари.
Князь Скородум задумчиво дергал свой длинный ус, наблюдая за ними. Склонность Дарованы к Светелу, которую он заметил еще в прошлом году, теперь грозила стать настоящей любовью. А Скородум еще не решил, годится ли Светел ему в зятья. Ведь раньше он считал его наследником чуроборского стола. А после встречи с Огнеяром, открывшей ему правду, он не раз и не два задумывался, что будет, если зазвать сына Добровзоры в гости и познакомить его с Дарованой. Ни за что на свете Скородум не стал бы принуждать свою дочь к нежеланному замужеству, но вдруг… Теперь же он видел с грустью, что никакого «вдруг» не будет и быть не может. Светел слишком явно нравится Дароване, а Огнеяр уж слишком на него не похож. Да и где он теперь?
