Величайшая история на свете
Наши мысли рассказывают убедительную историю – Историю обо Мне. Неудивительно, что они начинают управлять нашей жизнью. Мысли слагают истории о том, что мы любим и ненавидим, о наших величии и ничтожестве, о тех местах, куда мы хотим попасть, о вещах, которые следует сделать, о том, что мы хотим увидеть и съесть, о том, чего нужно избегать. Это круглосуточное, ежедневное вещание под названием «Я». Великий индийский мудрец Рамана Махарши отмечал, что всякая возникающая у нас мысль так или иначе начинается со слова «Я». 99,999 % наших внутренних сюжетов имеют отношение к нам самим. Даже когда мы думаем о других людях, мы обычно думаем о них в контексте своей жизни и своих чувств по отношению к ним. Даже если мы хотим помочь другому или дать ему что-либо, мы обычно размышляем о том, в чём, по нашему мнению, он нуждается и что мы хотели бы сделать для него. Возможно, на наши мотивы влияет тот момент, что, выручая людей, мы будем хорошо выглядеть в глазах общества, станем «духовнее», начнём больше уважать себя, если совершим щедрый поступок.
Среди съёмочных материалов к фильму «Криминальное чтиво» есть одна сцена, которая, к моему величайшему удивлению, не вошла в финальную версию картины. Когда Винсент Вега (персонаж Джона Траволты) приезжает, чтобы забрать Мию Уоллес (которую играет Ума Турман) на вечеринку, перед выходом она берёт у него интервью на видеокамеру. Вот первый вопрос, который она ему задаёт: «Во время разговора вы слушаете или ждёте возможности высказаться?». После короткой паузы Вега с неожиданной честностью отвечает: «Признаюсь, что жду, когда смогу высказаться, но очень стараюсь слушать».
Не правда ли, многие люди почти не слушают других, ожидая своей очереди высказаться в разговоре? Не правда ли, многие из нас с трудом могут дождаться, пока другой человек закончит говорить? Многие ли делают паузу, чтобы вникнуть в слова собеседника в диалоге? Кажется, будто мы ждём не дождёмся вернуться к Истории обо Мне. Пронзительно звучат также и слова Веги о том, что он «очень старается слушать». Нам трудно отпустить себя, пусть совсем ненадолго. Нам нелегко дать людям, даже тем, кого мы любим и считаем близкими, такие внимание и открытость, которых жаждем мы сами. В этом мне видится ирония: наше естественное состояние – пересказывать одну и ту же старую Историю, которую мы уже слышали тысячу и один раз, а вот непосредственное общение с неповторимым и живым миром и удивительными людьми, которые находятся рядом с нами, требует усилий. Даже те люди, которых мы не любим, с некоторой точки зрения гораздо интереснее, чем избитые списки дел, которые мы бесконечно прокручиваем в голове.
В этом разговоре мы оказываемся в знакомой точке: История обо Мне – попросту более безопасный вариант для нашего рептильного и животного мозга. Когда мы вникаем в обширный и неопределённый мир – полностью сосредоточиваемся на других людях дольше, чем на несколько мгновений, – мы становимся уязвимыми. Лучше взаимодействовать с реальностью из своего кокона, чтобы в любой момент можно было ретироваться.
Порой волнительно открыть глаза и увидеть, какой сильной бывает наша склонность мысленно сосредоточиваться на собственной личности. Мы словно застреваем в невротической сети собственных потребностей, желаний и стратегий. Кажется, будто обезьяна подсела на наркотик под названием «озабоченность собой» и жаждет добыть очередную дозу, как только мы утрачиваем полноценное осознание своего ума. Разве удивительно, что эта склонность нередко становится поводом для обвинений? Религии утверждают, что такое положение дел свидетельствует о том, что человек по своей природе зол, эгоцентричен и даже склонен к насилию. Целые культуры строятся на чувствах вины, стыда и потребности в раскаянии – и наказании себя за проявления эгоизма, причиной которого на самом деле является наше стремление к безопасности. Больно понимать глубину и масштаб насилия над собой, которое навязывается людям. Особенно если учесть, что подобное отношение лишь усиливает Историю обо Мне. «Я бесчестный грешник» – лишь новая постановка этой Истории, звездой которой остаётся Я.
