Матвей притянул меня к себе и потянулся своими губами к моим.
– Тут люди, – смущённо попыталась я отстраниться.
Не получилось. И мы застыли на несколько секунд в поцелуе…
89
Весь следующий день я мысленно подыскивала слова, чтобы объяснить тете, а заодно и Гертруде, мое внезапное замужество. И чем больше представляла этот неприятный разговор, тем больше его избегала…
Днём тетя и Гертруда пошли на рынок. Я осталась дома. Через пять минут услышала шаги в коридоре и стук в нашу дверь. Открыла: Матвей пришёл. Стоит, улыбается.
– Я соскучился, – прошептал он, едва прикрыв за собой дверь. И тут же полез целоваться.
– Матвей, мои могут вернуться, – попыталась я отстранить его.
– Я только что их видел. Они же пошли на рынок?.. Ну, это часа на два, не меньше… Пока туда, пока сюда, потом еще там… Я закрыл дверь.
– Дело не в этом, Матвей.
– Что не так? Мы сейчас – муж и жена.
– За стенкой соседи… Я не могу… Все случилось так быстро и неожиданно. Я еще не чувствую себя твоей …женой, – я с трудом произнесла последнее слово.
– Ты так ничего им не сказала?! – догадался он. – Ага, значит, стесняешься меня? Ну, конечно, я ведь не франт какой-нибудь.
– При чём здесь франт? – хмуро буркнула я, глядя в сторону.
Он постоял, видно, в надежде, что я начну оправдываться, а он попытается убедить меня. Не дождался. Повернулся и вышел из комнаты.
Из груди моей вырвался вздох. Как все сложно!
90
Матвей обиделся и не приходил к нам целую неделю. И что странно, я ждала его появления каждый вечер. Вот сейчас я услышу шаги в коридоре, потом – стук дверь, и вот он уже стоит на пороге и ловит мой взгляд. Я сама не могла понять, почему жду его: боюсь разоблачения или… Ну уж, точно, не любовь!.. Любовь – она не такая…
Я вспомнила Алексея. Грустной песней вздохнуло моё многострадальное сердце. Вздохнуло и замолчало. Я даже испугалась. Как же так? Почему нет того, прежнего желания, увидеть его? С такой жизнью, какая сейчас, даже любовь притупляется. Но ведь так быть не должно! Любовь – это вечное. Иначе всё теряет смысл. Нет, нет, я люблю его. Я по-прежнему люблю Алексея.
Я так напряглась внутренне, пытаясь доказать себя то, что должно было быть очевидным, – даже из глаз брызнули слёзы.
Где же сейчас моя несбывшаяся любовь, я не знала, а тот, которому была нужна, исчез. Даже в школу вечерами перестал ходить. Хотя одни мы с тётей домой не возвращались: нас всегда сопровождал кто-нибудь из мужчин-учеников. Уверена, без Матвея здесь не обошлось… Ишь, обиделся, а все равно беспокоится…
Тетя в один из вечеров прямо спросила меня:
– Саша, ты наконец объяснишь нам, что происходит между тобой и Матвеем? Он ведет себя странно. Да и ты тоже.
И хотя я уже готовилась к этому разговору больше двух недель, в горле запершило – обычный предвестник моих слёз.
– Я слушаю, – строго повторила тетя.
– Мы поженились! – выдохнула я и тут же пустилась в оправдания: – Но наш брак не скреплен на небесах. Это только роспись в какой-то книге… Я не знаю, как это случилось… Он обещал помочь мне найти семью… Я поверила… И…
Тут, конечно, я захлюпала носом, слезы хлынули из глаз. Тетя как будто ждала этого: тут же обхватила меня за плечи и прижала к своей груди.
– Бедная моя девочка! – тихо прошептала она. – Эти испытания никогда не закончатся!
– Я теперь не знаю, тетя, что делать. Он хочет, чтобы я жила с ним. Но я не хочуууууу! – и я зарыдала с еще большей силой.
– Тише-тише, моя дорогая! Не стоит радовать соседей нашими проблемами.
Я посмотрела на тетю с надеждой. Ведь она такая мудрая, она обязательно найдет выход:
– А что мне теперь делать?
Но тетя вдруг безжалостно разбила мои надежды.
– Жить с ним! – тихо и грустно отозвалась она без единой секунды раздумий. – Он – тот, с кем ты будешь жить как за каменной стеной, Саша. Время сейчас трудное. И если ты хочешь дожить до встречи с семьей, держись его. К тому же, он тебя любит.
– Я не хочуууу! А как же мои чувства, тетя?
– Стерпится – слюбится! – вздохнула она, и я поняла, что тётушка, если и понимает меня, но всё равно не поддержит.
Зато Гертруда душой была со мной, хотя противоречить тете и не собиралась. Я услышала, как она ночью плакала в подушку и, вздыхая, шептала:
– Бедная Сашенька! Так я и знала, что этим все закончится…
91
Когда Матвей пришел в следующий раз (пришел все-таки, не выдержал!), тетя встретила его как родного: посадила на лучшее место – в кресло около камина, напоила чаем. А потом объявила:
– Матвей! Саша нам рассказала о том, что вы теперь семья. Мы с Гертрудой рады этому. Ты – хороший человек, и мы надеемся, что ты не будешь обижать Сашеньку, будешь ее любить и беречь. А так как родители Саши далеко, я даю вам благословение. Живите счастливо!
После ее слов я тихонечко заплакала. Матвей, который уже засиял как начищенный чайник от приветливых тетиных слов, тревожно взглянул на меня. А тетя шепотом, стараясь, чтобы я не услышала, отгородила ладошкой свой рот и пояснила ему причину моих слез:
– Это она из-за своих родителей и брата. Скучает сильно.
Я услышала эти слова, но спорить и отрицать их не стала…
Глава 13. Кто виноват?
Наши дни.
92
Итак, я снова вернулась домой. Да не одна. А всё с той же многострадальной картиной. Та была поставлена в зал, и мне показалось, что лицо у нарисованного мужчины даже посветлело от «встречи» со старыми друзьями – девушкой и мальчиком с собакой.
Ну, а теперь на работу! Дубль три, как говорится! Ох, ну и денечек сегодня!
Для отвода глаз (директорских и следовательских) я взяла с собой и сумку, и кофты. Уже почти ушла, но вспомнила о документах, которые вчера привезла из командировки. Со всеми случившимися со мной последними событиями я даже не вспомнила о них утром. Те по-прежнему поджидали своего часа в коридоре – всё в том же пакете, сиротливо стоявшем в углу рядом с обувью.
Я бросила бумаги в сумку, под кофты и тут подумала, что это вполне хорошая отмазка: вернуться за документами. Поэтому выбросила теперь уже ненужные кофты из сумки и, закрыв квартиру, помчалась на работу.
Честно говоря, я уже изнемогала. Так ведь сдохнут все мои нервные клетки, пока я избавляюсь от картин! Кто ж подстроил мне такую подлянку?..
