Книга Вечность и еще два дня - Владимир Колычев

Вадим нежно улыбался, движения его были мягкие, ласковые. Полина чувствовала их изнутри, душа ее пела от восторга, плоть стонала от наслаждения.

Но Вадим вдруг вздрогнул, резко напрягся, лицо его застыло, глаза остекленели. И сам он окоченел, выгнулся в спине. Чья-то рука легла ему на плечо, с силой оттолкнула в сторону. Вадим упал, повернулся боком, и Полина увидела нож в его спине.

На нее навалился Миша, лохматый, небритый, весь в крови. Он вталкивался внутрь больно, грубо. Полина закричала, оттолкнула его и проснулась.

Антошка сидел в кроватке, плакал, глядел на мать. Полина сходила с ума у него на глазах. Он это как будто чувствовал, поэтому смотрел на нее совершенно осмысленно и даже плакал тихо.

Полина села, приложила пальцы к вискам, пытаясь восстановить душевное равновесие. Вадим не смеялся, не ходил по комнате, мама молчала, Миша не давал о себе знать, но тревожное ожидание не покидало ее.

Она легла, закрыла глаза, и кошмары снова навалились на нее. Сначала Миша зарезал Вадима, а затем она убила его самого. Было много крови, криков, стонов. Потом появился Кирилл, и Полина опять подняла его на вилы. Она в который раз переживала ужасы своего недавнего прошлого, испытала чувство полной беспомощности, когда оказалась под землей, в подкопе, который вдруг стал для нее могилой.

Полина барахталась, кричала. Антошка просыпался, она успокаивала его и себя, а потом возвращалась к своим кошмарам.

Проснулась она поздно, часы показывали половину десятого утра. Антошку давно уже пора было кормить. Кошмарные ночи выматывали ее, и с этим нужно было что-то делать.

Полина уже ходила к врачу, тот прописал ей таблетки, но они не помогали. Значит, нужно брать себя в руки без посторонней помощи, набрасывать на плечи ярмо, всерьез впрягаться в работу. Лето уже скоро, а у нее только треть огорода засажена, сорняк пышным цветом прет. И живность Полина не заводила, некому даже яичко снести. В доме давно уже не убиралась.

Полина поднялась, накормила ребенка, вышла во двор, глянула на огород. Да, надо за дело браться, но в ногах слабость после дурной ночи, и живот что-то разболелся. Нельзя ей перетруждаться, но придется. Что-то затянулась депрессия, ломать себя надо, загружаться работой под самую завязку. Тогда и кошмары отступят.

Но сначала надо умыться, причесаться, а то она совсем уже себя запустила.

Полина повернула к дому и увидела людей, которые шли от калитки. Дружка нет, предупредить о появлении гостей некому. Калитку, видимо, открыл дядя Леша, который замыкал процессию.

Их было трое: худенькая плоская женщина с глазами стервы, полный неуклюжий молодой человек в очках с искривленной дужкой и солидного вида пожилой мужчина с крупным носом, лоснящимся от подкожного жира.

Дядя Леша всем видом давал Полине понять, что сам он в эту компанию затесался случайно, исключительно по долгу службы.

Женщина была одета неважно — шерстяная кофта с растянутыми боковыми карманами, невзрачная дешевая блузка, старомодная юбка. Но на Полину она глянула как законодательница мод на деревенскую клушу. Эта особа ничуть не сомневалась в своем праве осуждать ее за ужасный внешний вид. Таких полномочий у нее не было, но Полина действительно выглядела неважно.

— Вы что-то хотели? — с недобрым предчувствием спросила она.

— Звонарева, старший инспектор службы опеки и попечительства, — скороговоркой озвучила женщина свою фамилию и должность.

Молодой человек в очках кивнул, присоединяясь к ней. То ли он тоже был Звонаревой, то ли, как и она, работал в службе опеки. Впрочем, Полину его личность не интересовала. Ее убивал сам факт вторжения в жизнь этой вот карательной службы.

— И что все это значит? — спросила Полина, загнанно посмотрев на Хворостова.

Он не мог защитить ее. Но пусть дядя Леша хотя бы объяснит, в чем она провинилась и чем это все может для нее закончиться.

— Да вы не переживайте, Полина… — Пожилой мужчина взял паузу, ожидая подсказки.

— Можно просто по имени, — разрешила она.

— Просто Полина, — пережевывая услышанное, проговорил мужчина.

Он не представлялся, но женщина и парень смотрели на него с замиранием, как на своего начальника. Может, это был самый старший инспектор службы опеки.

— Круги у вас под глазами, — заметил он и осведомился: — Не спите по ночам?

— Сплю хорошо, просто сильно устаю. Работы много, — ответила Полина и кивнула в сторону огорода.

— А мне кажется, что у вас бессонница. На почве нервного срыва.

— Ну нет.

— Кошмары по ночам снятся?

— Нет.

— Ну как же нет, если да. — Мужчина выразительно глянул на Хворостова. — Да вы не переживайте, Полина. Всему этому есть объяснение. Не правда ли?

— Это вы о чем?

— Домашнее насилие, убийство сожителя. Разве все это не должно было отразиться на вашей психике?

Полина усмехнулась, вспомнив, как умирала от жажды в темном подземелье, задыхалась в подкопе, который мог стать ее могилой. Все это теперь называется домашним насилием? Миша гонялся за ней с ножом. Это как называется? Отрезать бы нос этому умнику и посмотреть, как он это назовет.

— Может, и отразилось.

Она сдерживала себя, понимала, чем для нее может обернуться выплеск чувств и эмоций.

— Призраки в голове ходят, спать не дают, да?

— Уже не ходят, уже дают.

— А ребенок ваш где? — спросила Звонарева.

— В доме.

— Там есть кто-нибудь из взрослых?

— Нет.

— Сколько ребенку? Полгода?

— Восемь месяцев будет.

— Значит, сейчас ваш малыш находится без присмотра? — Звонарева покачала головой, с осуждением глянула на Полину.

— Я туда и обратно. — Полина показала пальцем за спину и ткнула им в сторону дома.