— Неможется? — переспросил Эрик. — Ты имеешь в виду, что он стар? — догадался он.
— Да нет, годы тут ни при чем. Он болен, тяжко болен. Говорят, что-то с желудком, а то и с кишками. Это очень грустно, ведь наша леди очень привязана к нему.
— Откуда тебе это известно? — подозрительно спросил Брендан.
— А я ее часто видел — леди Элинор все время бывает на людях: объезжает округу, заботится об арендаторах и крестьянах, присматривает за тем, как идет строительство замковых укреплений. Клэрин-то ведь не Лондон, знаете ли. И даже не Йорк. И все ж она на голову выше всех этих знатных дам из столицы: добрая, заботливая, навещает больных, не гнушается разговаривать с простыми людьми, всегда подарки делает, когда в семье родится ребенок. Мы видели, какая боль у нее в глазах, стоит кому-то спросить о здоровье графа.
— Да, добрая леди, — неприязненно хмыкнул Брендан, — однако вот отослала же тебя сражаться за англичан, хотя ты сам этого не хотел!
— Так то ж был приказ самого герцога Йоркского, — просто объяснил Грегори. — А уметь держать в руках меч… что ж, для простых людей вроде меня это неплохо.
— То-то оно и видно! — захохотал Коллум. — Теперь ты, парень, вне закона!
— Если вы завоюете свободу, мне у вас будет неплохо.
— Если, — подчеркнул Эрик.
— Когда, — твердо поправил его Брендан.
Вскоре Грегори доказал, что может быть полезен не меньше, чем Томас де Лонгвиль. Зная несколько языков, он незаметно прислушивался к разговорам, мог пробраться туда, куда остальным был вход заказан, и при этом вернуться в целости и сохранности.
Недели через три после того, когда случай привел его к Брендану, он вернулся из замка Эбера с целым ворохом новостей. Грегори удалось разнюхать, что в следующую пятницу большая часть гарнизона лорда покинет город, чтобы напасть на лагерь Уоллеса и Коммина на севере. В крепости почти не останется людей. Ее можно будет взять голыми руками. Да и предупредить Уоллеса с Коммином о готовящемся нападении.
Угрюмо выслушав Грегори, Брендан махнул ему, приказывая уйти, и задумался.
— Откуда ты знаешь, что ему можно верить? — ворчал Эрик. — А может, это просто ловушка?
— Устроим засаду у крепостных ворот, — предложил Брендан. — К Уоллесу и Коммину пошлем гонца, а сами не двинемся с места, пока не убедимся, что англичане ушли.
— Если парень врет, мы покойники.
— Все там будем! — подмигнул Брендан. Эрик насмешливо пожал плечами.
— Кому ж охота жить вечно? — захохотал он.
Глава 13
Элинор любила свой замок. Что может быть лучше родного дома?
Конечно, старый замок не мог тягаться великолепием с роскошным обиталищем Алена, где она жила в Париже, но это семейное гнездо передавалось по наследству из поколения в поколение, а в их северных краях такое было редкостью.
Забота, с которой Элинор относилась к жителям деревни, обездоленным войной и бесконечными грабежами, не забылась. Ее с радостью встречали в каждом доме. Ей нравилось объезжать их земли вместе с Альфредом, заботиться о своих людях. Пусть счастье для нее невозможно, но она может дать радость другим. Жизнь продолжалась, и хлопоты давали ей возможность забыть о своих печалях.
Днем еще как-то можно было терпеть.
Но ночи… ночи, когда она, лежа без сна в своей одинокой постели, молилась, чтобы поскорее пришел рассвет, были невыносимы. Порой она вставала с постели, заходила к Алену, который беспокойно ворочался во сне, и снова лежала, не смыкая глаз.
Днем Элинор была все время так занята, что не сразу заметила постоянное уныние Брайди. Только как-то вечером, когда служанка пару раз не ответила ей, Элинор заподозрила неладное. Женщины были одни: Ален вместе с Корбином и Альфредом находились внизу — давали указания строителям, занимавшимся укреплением крепостной стены. А Элинор зашла в комнату Алена поставить в вазу букет первых весенних цветов в надежде обрадовать мужа — последние недели он все время прихварывал.
— Брайди! — резко окликнула она служанку.
И сразу же пожалела об этом — в глазах служанки плескалась та же боль, что терзала и ее собственное сердце. Элинор заботливо обняла Брайди за худенькие плечи.
— Что с тобой?
— О, миледи, что мне делать? — всхлипнула Брайди.
И тут Элинор вспомнила все: и то, что девушка рассказывала ей о Ларсе, и те ночи, когда та, выскользнув из спальни, украдкой пробиралась к возлюбленному.
— Может… может, тебе уехать в Шотландию? — предложила она.
Надежда, вдруг вспыхнувшая в глазах Брайди, тут же угасла.
— Вы так добры, миледи. Но он… — Что?
— У него ведь нет даже крыши над головой. В Шотландии они скрываются в лесах. Ларе рассказывал мне, с каким почтением их принимали повсюду — в Норвегии, во Франции, в Италии. А вот в Шотландии… они мятежники.
— Брайди, нужно надеяться. Может, со временем…
— Но у меня нет времени, — горько вздохнула Брайди и вскинула глаза на Элинор.
— Да и у вас его тоже нет, миледи.
— Я… я не понимаю, — прошептала Элинор.
— Простите, миледи. Думаю, вы понимаете…
Да, с горечью подумала Элинор. Она еще не успела поговорить об этом с Аленом, но…
— Да, я тоже жду ребенка, — прошептала она. — Брайди, послушай, я придумала. Я напишу…
— Как? И кому? — вздохнула Брайди.
— Даже с мятежниками можно связаться. — Элинор обняла служанку. — Но Богом клянусь, что никто не посмеет осудить тебя, пока я жива!
— Как вы можете терпеть такую муку, миледи? Как у вас только хватает сил?!
— Я должна. Это мой дом и…
— И?..
— И потом, я не думаю, что шотландцы с радостью приняли бы меня к себе.
— Но он любит вас, миледи! Я видела любовь в его глазах всякий раз, как он был рядом. И такая же любовь сияла в ваших, миледи!
— Остается только надеяться, что не все такие наблюдательные, как ты, — вздохнула Элинор.
— Но вы можете убежать, миледи. Уехать к нему. Элинор покачала головой.
— Не сейчас. Да и если бы я даже могла… я бы не оставила Алена. Он болен. Я нужна ему.
— Но ребенок-то ваш… он ведь от сэра Брендана, — прошептала служанка.
Элинор уже собиралась ответить, когда в соседней комнате ей послышался какой-то шорох. Приложив палец к губам, она на цыпочках прокралась к двери, приложила к ней ухо и распахнула ее настежь.
Комната была пуста. Но Элинор почудился чуть слышный щелчок, как будто кто-то мягко прикрьл за собой дверь в коридор. Она выскочила наружу и бросилась к лестнице.
Ни души.
