Черная Америка теперь – полноправный партнер государства Ашанти. Ее благосостояние вновь растет, и черные правят этой страной. Оставшиеся белые претерпели поражение в гражданских правах, и так будет оставаться еще некоторое время. Гуд говорил мне, что хочет «покарать целое поколение за преступление их предков». Когда же вымрет старшее поколение, он снимет стопу с преклоненной шеи белой расы. Я готов признать, что это действительно определенная форма справедливости, хотя внутренне я не могу найти аргументов в ее защиту.
Уна Перссон и я были, естественно, объектами ненависти для большинства белых в Америке. Нас презирали, называли «предателями» и еще похуже. Мисс Перссон проявляла ко мнению окружающих великолепное безразличие; я же чувствовал себя глубоко оскорбленным.
Я все же создание своей эпохи. Один год – это был максимум, который я смог выдержать в Америке Гуда. Многие из его людей были настолько любезны, что подчеркивали: они вообще не видят во мне белого и обращались со мной совершенно как с черным. Я был в состоянии оценить их добрые чувства, но это ни в малейшей степени не могло заслонить того плохо скрытого отвращения, с каким относились ко мне другие господа, с которыми мне также приходилось иметь дело при «дворе» Гуда. Так что я в конце концов попросил Черного Аттилу позволить мне возвратиться к своей службе в Бантустане. Наутро я уже был на борту воздушного корабля, доставившего меня в Капштадт. Там я буду решать, что же мне делать дальше.
Вы, вероятно, вспоминаете о том, что я как-то раз уже рассуждал о своей судьбе – не обречен ли я бродить сквозь разные эпохи и миры, слегка отличающиеся от моих, чтобы раз за разом переживать различные вариации самоуничтожения человечества. Итак, я вновь задал себе этот же вопрос. Однако теперь у меня было сильное ощущение, что роль моя мне совершенно не нравится. В один прекрасный день я, вероятно, возвращусь в Теку Бенга и снова войду в туннель в надежде, что на этот раз он приведет меня в тот мир, где меня знают, где мои родные помнят меня, где добрая старая Британская империя правит морями, где опасность Мировой войны так мала. Ведь я не слишком высоко заношусь в своих надеждах, как Вы считаете, мистер Муркок?
И вот я понял, что начинаю обретать определенную лояльность, но не по отношению к таким людям, как Гуд или Ганди, не к целой нации, не к миру и даже не к моей собственной эпохе. Моя лояльность относится в настоящее время ко мне самому и ко всему человечеству. Мне трудно объяснить все это, поскольку я невеликий мыслитель, и думаю, все это выражено крайне беспомощно. Но я надеюсь, что Вы это поймете.
Я почти не верю, мистер Муркок, в то, что когда-нибудь вновь смогу увидеть Вас. Но никогда ничего не знаешь заранее. В один прекрасный день я могу оказаться на Вашем пороге, держа наготове еще одну «сказку» для Вас. Но если я появлюсь таким образом, Вам, возможно, стоит побеспокоиться, поскольку это вполне может означать вероятность новой большой войны.
Удачи Вам, мой дорогой!
Ваш Освальд Бастэйбл.
Послесловие
Был вечер, когда я дочитал последние строки рукописи Бастэйбла, затем снова взял в руки его записку, которая явно была написана позднее.
«Я хочу еще раз попытать счастья. Если это мне не удастся, то сомневаюсь, что найду в себе силы продолжать мою жизнь (если это вообще моя жизнь!).»
Я вздохнул, повернулся и покрутил листок в руке. Я был сбит с толку и все еще думал, что определенно грежу.
Мисс Перссон исчезла – растворилась – провалилась в Ничто со своими бандитами и ружьями удивительной конструкции и огневой мощи (верное доказательство подлинности истории Бастэйбла и его теории касательно ее самое!). У меня оставалась лишь лошадь, которая, если повезет и меня не убьют разбойники и я не собьюсь с пути, доставит меня в Шанхай. Я потерял почти весь свой багаж, значительную сумму денег и время, и все, что я мог предоставить моим скептикам, была таинственная рукопись! Кроме того, мисс Перссон превратилась для меня в такую же загадку, что и сам Бастэйбл. Что до состояния моей души, то едва ли оно было лучше, чем в те дни, когда я покидал Англию.
Наконец я поднялся, прошел в свою комнату и мгновенно заснул. Наутро я был почти удивлен тем, что рукопись все еще лежит рядом со мной. Выглянув в окно, я удивился не меньше: лошадь все еще была на месте и мирно пощипывала тощую травку.
Я отыскал клочок бумаги и нацарапал пару строк для мисс (или все же миссис?) Перссон, где благодарил ее за гостеприимство и за рукопись. Затем я – больше ради шутки, нежели всерьез – приписал свой лондонский адрес и пригласил ее заглянуть на огонек, если будет проходить мимо, «на случай, если Вы как-нибудь снова окажетесь в моей части двадцатого столетия».
Месяц спустя я, изголодавшийся и уставший, прибыл в Шанхай. Я оставался в Китае ровно столько времени, сколько потребовалось на приготовление моей поездки домой.
И вот я сижу здесь за письменным столом моего маленького кабинета, гляжу на вечные холмы Вест-Ридинга, перечитываю рукопись Бастэйбла бог знает в какой уже раз и пытаюсь постичь все перипетии его приключений. Но мне это не удается.
Если кто-нибудь другой когда-нибудь прочтет этот текст, то он, вероятно, выудит из него больше моего.
Примечание издателя
Бастэйбл был беспомощен разрешить эту загадку, дед мой не смог и я, должен признаться, не могу тоже, хотя подобного рода рассуждения – мой рабочий материал и хлеб. Некоторые из идей, которые я обнаружил в книге (озаглавленной мною «Повелитель Воздуха»), я бессовестно использовал в моих сочинениях. Я «похитил» даже несколько действующих лиц (в особенности это касается Уны Перссон, которая появляется в «Английском Ассасине»). Быть может, когда-нибудь мисс Перссон наткнется на одну из этих книг. И если да, то я очень надеюсь на то, что она почтит меня визитом – и, вероятно, принесет мне разрешение загадки Освальда Бастэйбла. Могу со своей стороны заверить любезного читателя, что все эти новости мгновенно сообщу широкой публике!
Майкл Муркок, где-то в XX веке
