В тайне же, как от врагов, так и от своих я готовил основную боевую машину под кодовым названием «кавалерийский танк». Скоростную машину классической компоновки, которая не отставала бы от лошадей в рейдах. А в бою усиливала бы конников огнем и гусеницами. Под задуманные Бьеркфортом конно-механизированные группы, запускаемые в глубокую операцию после прорыва вражеского фронта.
Одна пушка 47-мм и один спаренный танковый пулемет на базе ручного «гочкиза» в башне. Экипаж три человека. Опыт второй мировой войны на Земле показал, что пока нет нормальной противотанковой артиллерии то и преждевременно лепить танки с противоснарядным бронированием.
Дефорсированная отработанная в производстве авиационная паровая машина нам все это обеспечивала. Скорость 32 км в час. Наряду с нормальной проходимостью по бездорожью. Хотя как показал опыт второй мировой — блицкриг делается исключительно по дорогам. И гонять танки по бездорожью — эксцесс.
Вид у этого танчика был — подросшая и потолстевшая пулеметная танкетка конца местной Великой войны. На Аршфорта он впечатления он не произвел, зато слюной захлебывался Бьеркфорт. Этот легкий танк снова возвращал кавалерию в ударный род войск. Учитывая, что самоходные наши гаубицы при своих четырех дюймах калибра ствола ход имеют практически такой же.
Танкистов ударными темпами готовили в унтерской школе на полигоне Щолича. Пока только для Вальда. Преподавателями выступили офицеры-фронтовики из «Рецкой Железной бригады».
И лучших унтеров будут в перспективе готовить офицеров-танкистов ротного уровня. Огемская армия уже проявила свою заинтересованность в подобных кадрах.
Я начинаю сбиваться со счета: сколько же там на самом деле унтерских школ наплодил Щолич. Явно аппетит у него пришел во время еды, и он уже возжелал стать генералом. Учитывая, что в учебных частях все должности на чин выше, чем в армии, мечтать ему о «полосатых штанах» не вредно.
Обломится.
Не все сразу.
Но вот не отнять того, что полигон за год превратился в приличный такой городок, в котором все есть и который может существовать автономно.
Щоличем были учтены все недостатки огемского полигона, где мы с ним служили.
В первую очередь — логистика. Тут не только подведена нормального размера железная колея, приличное, хотя и грунтовое шоссе с правильными кюветами, еще и декавилька на конной тяге брошена в сторону аэродрома, практически к конечному кругу городской конки. Персонал полигона с удобством добирается до центра Калуги-на-Вртаве всего с одной пересадкой. А не с оказией, как раньше.
При желании можно соединить городскую конку с полигонной, но как заявил Щолич — это преждевременно. На пересадке какой-никакой контроль имеется — пост стоит. Документы проверяются. Билетов для посторонних не продают, а своим проезд от аэродрома до полигона бесплатный. О удостоверению.
Почта работает. Даже с телефонным узлом связи с городом по типу межгорода с полным учетом кто, когда и кому звонил. Контрразведка у нас в Реции плебейская, по сути, потому и работает нормально.
Банно-прачечный комбинат с вольнонаемным женским персоналом. Подсобное хозяйство с огородами и свинофермой. Баранов у пастухов напрямую закупают. К тому продовольствию, что военное ведомство выделяет хороший приварок. Муку город поставляет — паровую мельницу в Калуге уже запустили.
Жилой городок приличный — отдельно казармы, отдельно дома преподавательского состава, гаштеты также раздельные. Водопровод и канализация септиками. Две водонапорные башни с болинтеровскими насосами — одна от реки питается, другая от артезианской скважины. Я когда это все инспектировал, только спросил.
— Где трубы брал?
Щолич только глаза закатил.
— Не спрашивай. Мутные схемы и особые договоренности с военным ведомством империи, — сознался майор. — Впрочем, там же где и эмалированные чугунные вокзальные унитазы для казарм.
По его лицу ясно читалось, что еще тот геморрой был.
Я и не стал спрашивать. В каждом хозяйстве свои скелеты в шкафу, которые на свет лучше не вытряхивать. Главное что все для дела, а не тупой личной наживы. Хотя… если и приворовывает Щолич, то в меру и из имперского бюджета. Пусть у столичных интендантов об этом голова болит.
Я свои комиссарские чрезвычайные полномочия сдал, уезжая из столицы.
Все что могу теперь — всего лишь напрямую настучать императору, пользуясь статусом его флигель-адъютанта.
Честно сознаюсь, если бы не бывший мятежный граф, то свое основное предназначение — быть командующим авиацией я бы не вытянул. Не хватило бы мне ни опыта, ни связей. Горизонтальных связей я имею в виду. За пределами Реции. А так все мое руководство свелось к намёткам основных реперных точек перспективного планирования. Все остальное легло на плечи первого авиационного генерала. И он все вытянул и построил.
И школу пилотов.
И школу техников, прибористов и самолетных оружейников.
И школу унтеров аэродромного обеспечения.
И сами эти службы.
Снабжение всех и всем.
И ангары.
И аэродромные мастерские, те, которые не завод.
Даже помещение для императорской авиапочты построил «на вырост» бывший мятежный граф.
И вообще весь аэродром, включая причальную мачту дирижаблей и вполне приличный аэровокзал с рестораном на втором этаже со стеклянной стеной. Также на вырост городу.
Ресторан этот, кстати, стал пользоваться у горожан популярностью и без относительно воздушного транспорта. Однако быстро стало модно кормить своих дам с видом на взлетающие и садящиеся на поле паролёты. У тех, кто мог позволить себе такие траты. Тем более за соседним столиком можно было увидеть самих авиаторов, которым временами надоедала своя столовка. И как бы приобщиться к зримому прогрессу.
Мои инженеры с Калужского авиазавода, как громко стали называться бывшие мои кустарные мастерские. А что? Тридцать самолетов для этого времени не просто приличная — огромная серия. Так вот мои авиаинженеры придумали стапельный метод сборки «этажерок» из взаимозаменяемых деталей.
В конструкцию «Кобчика-авизо» они внесли лыжу против капотирования (была такая авария к счастью без жертв), слегка уменьшили колеса посадочной тележки, укоротили винт и изменили его кривизну, заново все пересчитав, все же изгибы винта для дирижаблей несколько другие должны быть чем для самолётов. Серьезно подошли. Не меняя саму конструкцию, по мелочи там-сям, а модель получилась даже симпатичнее, чем была у меня. А еще великий Коккинаки сказал, что красивые самолеты лучше летают. Ибо, что такое красота — всего лишь явленная нам в ощущениях целесообразность.
Растут люди профессионально что меня очень радует. Потому как один я тут ничего не сделаю без них.
Одному из «мичманцов» влетело в голову, что крыло этот тот же парус, только поставленный горизонтально и выписал к нам старого отставного инженер-полковника по адмиралтейству барона Рокофорта, который всю жизнь посвятил парусному вооружению военных кораблей, а в отставке рассчитывал паруса призовых яхт и шхун. У него даже кличка была на флоте — «выжиматель ветра».
