Мадж ответила не сразу.
— Я знаю, что прошу слишком многого, — торопливо прибавил он. — Оставить друзей, положение в обществе и… отца. Но подумай, во что превратится моя жизнь без тебя! Подумай, как мне будет тоскливо скитаться по белу свету одному! Но ты не оставишь меня сейчас, когда так нужна мне… Ты поедешь со мной и будешь моим добрым ангелом в будущем, как была им в прошлом?
Она прижалась щекой к его руке, и глядя на Брайана чистыми серыми глазами, ответила:
— Да!
— Спасибо! — с чувством произнес он, и снова повисло молчание.
Потом они сели и начали обсуждать свои планы, строя воздушные замки, как делают все влюбленные.
— Интересно, что скажет папа? — задумчиво промолвила Мадж, покручивая на пальце кольцо, подаренное ей в честь помолвки.
Фицджеральд нахмурился, на лице его мелькнула тень.
— Наверное, я должен поговорить с ним об этом, — неохотно произнес он.
— Да, конечно, — буднично обронила она. — Просто так принято.
— Где мистер Фретлби? — спросил Брайан, вставая.
— В бильярдной, — ответила Мадж и тоже встала. — A-а, нет, — добавила она, увидев отца, который вышел на веранду, — вот он.
Брайан давно не видел Марка Фретлби и теперь удивился происшедшей в его внешности перемене. Если раньше он был прямой как стрела, а строгое лицо его дышало здоровьем, то теперь у него появилась легкая сутулость, а лицо как будто постарело и поблекло. В густых черных волосах проступила седина. И лишь глаза остались такими, как прежде — проницательными и яркими. Брайан прекрасно понимал, что и сам переменился. Знал он, что и Мадж уже не та. У него невольно возник вопрос: не происходит ли столь заметная перемена внешности ее отца из того же источника — убийства Оливера Уайта?
Мистер Фретлби выглядел подавленным и задумчивым, но вот он заметил дочь, и губы его раздвинулись в улыбке.
— Дорогой Фицджеральд, — сказал он, протягивая руку. — Вот так неожиданность! Когда вы приехали?
— Около получаса назад, — неохотно ответил Брайан, пожимая руку миллионеру. — Я приехал повидаться с Мадж и поговорить с вами.
— Понимаю, — сказал мистер Фретлби, обвивая рукой талию дочери. — Так вот почему у тебя на лице розы расцвели, юная леди? — продолжил он, игриво ущипнув ее за щеку. — Фицджеральд, вы, конечно же, останетесь пообедать с нами?
— Спасибо, но нет, — поспешил ответить Брайан, — мой костюм…
— Глупости! — гостеприимным тоном прервал его мистер Фретлби. — Мы не в Мельбурне, и я уверен, Мадж простит вас за этот костюм. Вы должны остаться.
— Да, останься, — умоляющим тоном произнесла Мадж и легонько коснулась его руки. — Я не так часто вижусь с тобой, чтобы отпустить после получасового разговора.
Брайану, похоже, пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы ответить:
— Хорошо, я останусь.
— А теперь, — оживленно произнес мистер Фретлби, усаживаясь, — когда важный вопрос с обедом улажен, о чем вы хотели со мной поговорить? О вашей ферме?
— Нет, — ответил Брайан, прислонясь к колонне, а Мадж взяла его под локоть. — Я ее продал.
— Продали?! — поразился мистер Фретлби. — Зачем?
— Мне неспокойно и захотелось перемен.
— Катящийся камень мхом не обрастает, — покачал головой миллионер.
— Камни сами по себе не катятся, — мрачным тоном ответил Брайан. — Их приводит в движение не подвластная им сила.
— Действительно, — шутливо произнес мистер Фретлби. — А позвольте спросить, что это за движущая сила в вашем случае?
Брайан посмотрел на него таким прямым взглядом, что тот не выдержал и отвел глаза.
— Хорошо, — нетерпеливо промолвил он, глядя на молодых людей. — Так зачем вы хотели меня видеть?
— Мадж согласилась выйти за меня, и нам нужно ваше благословение.
— Это невозможно, — выпалил Фретлби.
— Не существует такого слова «невозможно», — спокойно ответил Брайан, вспомнив знаменитое высказывание Ришелье. — Почему вы возражаете? Я теперь богат.
Фретлби фыркнул и порывисто встал.
— Я думаю не о деньгах… У меня хватит средств на вас обоих, но я не смогу жить без Мадж.
— Тогда поедем с нами, — предложила дочь, целуя его.
Однако ее возлюбленный к предложению не присоединился и, покручивая рыжеватый ус, рассеянно смотрел в сад.
— Что скажете, Фицджеральд? — спросил мистер Фретлби, пристально глядя на него.
— Конечно, я рад, — смутившись, ответил Брайан.
— В таком случае, — сказал миллионер, — я скажу, как мы поступим. Я купил паровую яхту, и она будет готова выйти в океан к концу января. Вы женитесь на моей дочери и поедете в свадебное путешествие по Новой Зеландии. Когда вернетесь, если у меня будет такое желание и если вы, голубки, не будете возражать, я присоединюсь к вам, и мы вместе отправимся в кругосветное путешествие.
— Чудесно! — радостно всплеснула руками Мадж. — Я так люблю океан! Конечно, когда есть хороший спутник, — прибавила она, бросив лукавый взгляд на возлюбленного.
Лицо Брайана просветлело, ибо он был прирожденным моряком, и приятное плавание на яхте по лазурным просторам Тихого океана в компании Мадж в его представлении было настоящим земным раем.
— А как называется яхта? — с неподдельным интересом спросил он.
— Как называется яхта? — повторил мистер Фретлби. — О, у нее ужасное название, я хочу его поменять. «Розанна».
— «Розанна»!
Брайан и его невеста одновременно вздрогнули, и молодой человек пытливо посмотрел на отца Мадж, думая о совпадении названия яхты с именем женщины, умершей в мельбурнских трущобах.
Мистер Фретлби, поймав взгляд Брайана, немного покраснел, смущенно усмехнулся и встал.
— Вы — парочка сумасшедших влюбленных, — сказал он, и взяв обоих за руки, повел их в дом. — Но не будем забывать об обеде.
ГЛАВА 23
«За орехами и вином»[17]
Томас Мор, сладкозвучнейший из бардов, поет:
О, нет в жизни ничего милее, Любови пылкой.
Но он сделал это утверждение, когда был юн и еще не осознал всей ценности хорошего пищеварения. Для горячего молодого человека пылкая безрассудная любовь, конечно, дело прекрасное, влюбленные, как правило, имеют плохой аппетит, но для человека, который повидал мир и сполна испил чашу жизни, во всем существовании нет ничего милее хорошего обеда. «Твердое сердце и хорошее пищеварение сделают человека счастливым». Так говорил Толей- ран, циник, если угодно, но человек, прекрасно знавший характер своего времени и поколения. Овидий писал об искусстве любви, блистательный Саварен — об искусстве кулинарии, и все же, уверяю вас, гастрономический трактат читают гораздо чаще, чем страстные песни римского поэта. Найдется ли человек, который не ценит тот сладчайший за все двадцать четыре часа суток миг, когда ты сидишь за мастерски сервированным столом перед нежными яствами, хорошими винами и приятной компанией, а все заботы и тревоги дня уступают место восхитительному чувству полного счастья? Обед в обществе англичан — занятие обычно весьма унылое, во всем ощущается какая-то тяжесть, передающаяся гостям, которые едят и пьют с серьезным видом, как будто исполняют какой-то священный обряд. Но есть люди — увы, их мало, и они разрознены, — которые владеют искусством давать хорошие обеды, хорошие не только в смысле кулинарии, но и в смысле общения.
