Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Короче, познакомиться-то можно. Баба я видная, верно?
Только вот не могу. Желания нет — и все тут. То есть представляю, как мщу ему. Ну, фантазирую. А как мужика вижу — нет желания, и все.
Но вопрос мой в другом. Я решила, что жить с ним, конечно, буду, что как-то все урегулируется. Я так поразмышляла и поняла, что с ним все-таки лучше, чем без него. Тем более что клятвенно он обещал, что с той у него — все. Только дети. Дети… Это я понимаю. Так. Вопрос у меня какой? Вопрос в том, что не получается его окончательно простить. Вот понимаю, что надо, а не выходит. Ему все время ее припоминаю. Бабу его. Даже в постели, а это уж никуда не годится. Он к ней, конечно, вряд ли уйдет. Да и она его тоже вряд ли примет после того, как он к ней ходить-то перестал.
Он мне теперь через каждый час звонит — докладывает, где он. Не забалуешь особо. Я не про то волнуюсь, что он уйдет. А что изведемся мы так, без моего прощения. Ну, если уж живу с ним, то — все. Надо жить спокойно.
А не могу. Иногда — временами — прям ненавижу его. Кричать на него начала. Раньше такого никогда не было.
Он опять вернулся к разговору о ребенке. Я — ему:
— Ну да, — говорю. — По деланью ребенков ты большой спец.
Опять про то же, понимаете? Как за язык кто дергает…
А сама думаю: какой, думаю, ребенок, если я его простить не могу?
А как простить? Я готова. Уговариваю себя. Понимаю, что жить без него не могу. А не получается. Прям иногда ненавижу его. Прям ненавижу, ясно? Ну и чего мне делать? Выход-то какой есть?
* * *
Это было очень давно. Так давно, что, кажется, то был не я, а какой-то другой человек, даже внешне мало напоминающий меня сегодняшнего.
Ее звали Люда. Она была невероятной. У нее были огромные глаза и крючковатый нос молодой Бабы Яги. Нос и глаза были настолько огромны, что мне все время казалось, что нос отражается в глазах. И это приводило меня в восторг.
Ее грудь помещалась в ладони, и от этого можно было сойти с ума. У нее были ровные, прямые, в меру пухлые ноги.
Главное! Да! Главное! Она умела смеяться радостно и свободно. Ее смех легкими шариками разлетался по комнате, по дому, по городу, по лесу, по любому пространству, где она смеялась.
Она тоже была челноком. И первый раз я ладонью измерил размер ее груди в туалете самолета.
Люда была чемпионом мира по созданию проблем. Проблемы были всегда, всюду и в огромном количестве. От постели до похода в кино ничего не решалось просто.
День, когда мы не поругались, считался счастливым, и мы пили за него вечером. Потом, правда, почти наверняка оказывалось, что я что-то не так сказал, и все заканчивалось криком.
Несколько раз в неделю мы расставались. Всегда — навсегда.
А потом мирились. Ах, каким сладким было примирение!
Как известно, лучший способ разрушить любые отношения — начать их выяснять. Мы выясняли отношения как проклятые. Мы работали друг над другом, как скульпторы, стремящиеся из грубого камня создать изящные фигуры.
Мы бесили друг друга. И не могли друг без друга.
В очередной раз, разойдясь навсегда, мы запирались в свои норы. Нас хватало дня на три. Потом кто-нибудь кому-нибудь звонил или под предлогом, или просто так, или чтобы досказать что-нибудь очень важное.
Иногда я подъезжал к ее дому и ждал в засаде. Втайне я надеялся ее застукать.
Однажды я пришел и увидел во дворе скорую.
Дверь в ее квартиру была открыта. Я влетал в эту открытую дверь. Людка лежала на кровати и не производила впечатления умирающей.
Она протянула руки мне навстречу и слабым и от того еще более лирическим голосом произнесла, как она счастлива, что я пришел.
Врач сказала, что у Людки сильно скакнуло давление. Потом вывела меня в коридор и, перейдя на шепот, сообщила, что больной нельзя волноваться и что надо воздержаться на некоторое время от интимных отношений, это может быть опасно.
Воздержаться мы не смогли несколько раз.
— Сколько можно так жить? — поинтересовался я, пытаясь выровнять дыхание. — Мы просто убьем друг друга, и все. Так же невыносимо!
Людка почему-то расхохоталась, и шарики, позвякивая, покатились по комнате.
— Ты думаешь, у нас с тобой любовь? — говорила она сквозь смех. — Думаешь, любовь у нас? У нас патология. У нас патологические отношения. Уверяю тебя, самые крепкие отношения между мужчиной и женщиной — патологические. Они не нуждаются в объяснениях, но их невозможно разорвать.
Мы расставались. Встречались.
Расставались на годы, заводили себе новые отношения, она даже вышла замуж ненадолго, и сходились снова.
Мы могли не видеться несколько лет, а потом встречались так, будто расстались вчера.
И снова мы начинали раздражаться, ссориться, мириться. И, конечно, расходиться. И, конечно, — встречаться опять и опять.
Мы абсолютно понимали друг друга. И совершенно не понимали. Нам невозможно было находиться рядом. И невозможно разойтись насовсем.
Потом она написала мне из Америки, куда уехала с каким-то афроамериканским парнем. Ей всегда было интересно, как «это» делают негры. Очень быстро выяснилось, что они делают «это» точно так же, как мы. Людка бросила своего афроамериканца, но из Штатов уезжать не захотела.
Мы не виделись больше пяти лет. Но я знал, что если она приедет сюда… Или я приеду туда… И если на тот момент я не буду связан ни с кем и ничем, то тогда… конечно же…
И не сказать, чтобы у нас был какой-то невероятный секс, и что все дело в нем, что, мол, меня влечет к этой женщине, как никогда и ни к кому не влекло…
Да, влечет. Как обычно. Не в этом влечении дело.
Людка права: патологические отношения.
А что, разве любовь — это не патология? В принципе, любовь? Любая?
Два человека, которые еще вчера ведать друг о друге не ведали, вдруг становятся самыми необходимыми и нужными на Земле. Это вообще как — норма или патология?
Можно сказать: чудо. Если быть добрым и оптимистично настроенным человеком, то можно сказать и так.
А чудо — это не патология?
Патология — это болезненное отклонение от нормального состояния.
Кто-нибудь когда-нибудь видел нормального влюбленного?
Знакомый психиатр сказал мне, что признаки шизофрении и влюбленности практически совпадают.
Я ни капли не удивился.
Если нормальная — значит, не любовь. Любовь — это всегда ненормальность. Это всегда патология. Это то, что объяснить невозможно.
Если возможно — значит, не любовь.
«Я люблю ее потому, что…» — это никакая не любовь. Это договорные отношения.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
