Доверие выстраивают. Доверие рушится.
Давать и брать, брать, брать.
Когда магнитный экипаж замедлил ход под светом ламп, боль свернулась над левым легким Элиот. Они вернулись к причалу, где мерцающей темной массой высился «Инвиктус». Из иллюминатора махал рукой Грэм; повернув голову, он звал Имоджен. Через стекла очков Фар видел свой дом. Он поднял руку и помахал в ответ.
А Элиот, сколько бы ни смотрела, видела в нем только корабль.
25 КЛИКИ И ЗАВИХРЕНИЯ
Судовой журнал «Инвиктуса» — запись 4.
Текущая дата: 22 августа 2371.
Текущее местоположение: Центральный. Сердце мира, древнего и нового.
Объект поиска: одежда. Много одежды.
Цвет волос Имоджен: звездная туманность.
Счет на «Тетрисе» у Грэма: 380 000
Песня, исполняемая на корабельном плей-листе Прии: «Джей Хоу». А. P. Рахман.
Состояние эго Фарвея: Дрейфующее. Болтается, как кораблик-робот, забытый в «Фонтане трех».
Элиот: Не так уж плохо. Статус волшебницы подтвержден Фарвеем. Рисует убийственные брови. Обладает сумкой-невидимкой? Детали подлежат уточнению.
Имоджен дали двенадцать часов на то, чтобы проглотить и усвоить сумму знаний о целой цивилизации. Ничего особенного.
[Распоряжение вызвало маниакальный хохот, перешедший в неудержимое рыдание.]
Свершить подобный подвиг было бы легче, если бы речь шла о сравнительно недавнем веке, история которого изобилует документами. 1990-е с их увлекательными ситкомами и газетами. 2170-е с камерами виртуальной реальности и пиктографическими каналами. Но 48 год до нашей эры мало что имел предложить по части первичных материальных источников. Конечно, Юлий Цезарь собственноручно написал отчет о том, как поджег неприятельский флот в гавани Александрии, но даже этот документ оказался неполным и туманным: дабы потомки не навесили на полководца ответственность за гибель библиотеки, Цезарь ограничился упоминанием объятых пламенем причалов. Неблагодарное занятие — восстанавливать прошлое по предвзятым рассказам победителей. Имоджен не могла понять, как у историков, таких, как ее прапрапрадедушка Берграм, это получалось.
В видеозаписях содержалось больше сведений. По искомому году они отсутствовали, но в 52 году до нашей эры некий рекордер совершил продолжительную прогулку по библиотеке. Имоджен просмотрела запись на восьмимиллиметровой пленке, чтобы получить представление о здании. Оно оказалось огромным; на трех этажах размещались залы для разных видов деятельности: чтения, встреч, лекций, даже для трапез. Здание изобиловало оконными проемами с видами на сады, гавань и величественный маяк. Для ученых, работавших в библиотеке, окна служили источником света, чтобы читать. Фарвею и Элиот они послужат путями отступления. На всякий случай Имоджен пометила себе каждое. Помещения с бесконечными рядами ромбовидных полок, заполненных свитками папируса, выглядели исключительно пожароопасными.
Определенно, им придется столкнуться с огнем. Хотя до настоящего времени экспедиции в этот год не совершались, в более поздний период рекордеры собрали достаточно устных свидетельств, чтобы заполнить пробелы в истории. 16 декабря 48 года до нашей эры. Александрия, Египет: город осажден. Цезарь. Битва у кораблей. Много огня. Римский полководец не уничтожил собственно здание библиотеки; просто он превратил в кучи пепла сотни тысяч бесценных книг, которые ничем не заменишь.
Упс.
На месте Цезаря она тоже опустила бы некоторые детали, пусть и немаловажные.
Имоджен не переставала удивляться, как много успевает сделать в условиях, когда времени в обрез и часики тикают над ухом. Времени у нее было ровно один полный круг часовой стрелки. Рамки, что и говорить, жесткие. Она уже настроила технические средства перевода на комбинацию из греческого, коптского и латинского языков.
Теперь оставалась одежда.
Особенно сложная часть подготовки.
Имоджен так увлеклась сбором информации и заметками, что почти полностью забыла про гардероб. Большинство бутиков, как и ее не совсем прошлое место работы, закрывалось на закате, а Имоджен не испытывала желания вламываться на склад, поэтому побежала трусцой по Зоне 2 наперегонки с Пламенеющим часом. С наступлением сумерек тротуары заполнялись гудящей суетливой толпой. Даже по воскресеньям здесь царило оживление — правительственные чиновники выходили из спячки на рабочих местах и появлялись на улицах, чтобы размять кости. У подножия каждого небоскреба расцветали палатки розничных торговцев, предлагающих все что угодно — от питательных кубиков и патчей со стимуляторами до неприлично дорогой пиццы с чесноком, тепличными помидорами и сыром. Желудок Имоджен зарычал, приказывая ей остановиться, но время гнало вперед.
— Дайте дорогу! — Она проталкивалась через массу тел. Локти, пакеты с жареными орехами, плечи, голографические журналы, ноги, на которые неизбежно приходилось наступать. — Извините. Простите. Дайте пройти! Дайте пройти!
Грэм молча следовал позади. Навигация сквозь толпу у него получилась бы гораздо лучше, она входила в подготовку рекордеров, да и навыки игры в «Тетрис» здесь могли пригодиться. Имоджен следовало уступить ему место впереди, но она лучше знала, куда идти. Этим маршрутом она часто ходила по утрам сквозь клубящийся туман — мимо департамента агрокультуры с его настенными садами высотой в пятьдесят этажей, через финансовый квартал (Имоджен покупала здесь у уличных торговцев утренние стимулирующие патчи, потому что они были в два раза действеннее для поддержания тонуса у банкиров), вдоль рукотворного канала и до Палисада, квартала особняков, где новые здания маскировались под дорогостоящую старину. Многие сенаторы владели здесь загородными резиденциями, и Имоджен часто думала, сколько глобальных вопросов решается за этими дверями с молотками в форме львиных голов.
Бутик «До и дальше» расположился на самой окраине. Цокольные стены покрывало голографическое стекло, запрограммированное на самые разные изображения. Прямо сейчас на них кипел жизнью джазовый клуб из 1930-х, а это значило, что на смене Бел. Когда они отворили дверь, лицо продавца дрогнуло — Имоджен знала, что гримаса скрывает недовольство. Она чувствовала то же самое, если за пять минут до закрытия появлялись клиенты. Но стоило продавцу увидеть волосы, как лицо его просияло.
— Имоджен! Дражайшая! — Он отложил вешалку, на которую пытался натянуть попонку для пуделя. — Пришла проверить график? Могла бы просто связаться по коммуникатору.
График? Ах да. Технически она здесь еще работала, но с последней смены прошла вечность: несколько дней во времени Центрального означали недели для Имоджен. Как бы ей ни хотелось уволиться, доступ к кладовым стоил того, чтобы числиться в зарплатной ведомости.
