– Флаг Дендара – красный с белым, но у Каарна он другой – дерево на поле цвета морской волны. Сама крепость построена не из джеруанской руды, как замок короля Тираса, а из камней, которых в Каарне так же много, как деревьев. В детстве я однажды заблудилась во дворце. В каждом крыле по десять спален, а в главном здании – величественный парадный вход, две библиотеки, большой зал для пиров, бальный зал для танцев, тронный зал для управления королевством и особая комната, где король встречает лордов Дендара, Порты и Виллы. В глубине здания располагается огромная кухня, которая выходит в сад. По утрам там иногда накрывают завтраки, а для слуг и короля еще есть отдельные столовые. Также в замке несколько гостиных, музыкальная зала и три комнаты для рисования, вышивания и ткачества, где свет особенно хорош. Все стены в крепости Каарна украшены чудесными гобеленами.
– А вы рисуете, миледи? – снова подала голос младшая служанка. – Или, может быть, вышиваете?
– Нет. Я… не особенно хороша… ни в чем. По правде говоря, большую часть времени я приводила наставников в ужас.
– Зато ты видишь будущее, – фыркнул Падриг, словно это искупало все остальное.
Саша умолкла, и Петер поспешил подтолкнуть рассказ вопросом, которому лучше было оставаться непроизнесенным.
– А король Дендара – Одаренный, как и король Тирас?
Мельком обернувшийся Кель поморщился, и Петер дернулся, будто от пощечины.
– Жители Каарна – не воители, – дипломатично ответила Саша, не позволяя неудобному вопросу поколебать ее спокойный тон. – Они садовники. Фермеры. Их дары связаны с землей, а не телом. Хотя, когда я уезжала из Каарна, замок готовился к обороне.
– Почему вы уехали, ваше величество? – спросил кто-то, и Падриг поторопился ответить за Сашу:
– Королева Сирша не хотела уезжать. Но король решил, что ей будет безопаснее за морем, вдали от вольгар.
– Я думала отправиться в Килморду и собрать там армию для защиты Дендара, – устало объяснила Саша. – Но король Арен считал, что если вольгары не найдут добычи, то просто двинутся дальше, и многие жизни будут спасены. Увидев битву, я осознала его правоту. Если бы мы попытались дать вольгарам отпор, защитники Каарна проиграли бы, а само королевство пало безвозвратно.
Кель осознал, что вот уже пару минут не двигается и не видит леса перед собой. Он против воли прислушивался к истории, которую не хотел знать. Он понимал и Сашино чувство долга, и ее беспомощность. Понимал, каково это – пытаться сохранить разваливающееся королевство. Понимал, что такое – двигаться вперед, не имея ни решений, ни ответов.
– Мы думали, вода сумеет защитить берега Джеру от птицелюдей, – добавил Падриг. – Но в Джираенском море есть острова, на которых вожак вольгар продолжил плодить новых тварей.
– Я обещала себе, что вернусь с помощью, – прошептала Саша. – И не вернулась.
– Зато вы возвращаетесь теперь, ваше величество, – утешил ее Джерик, и Кель словно воочию увидел, как он с обычной фамильярностью похлопывает девушку по руке. – А мы вам поможем.
В целом мире не найдется такого воина, как Кель Джеруанский.
– А что, если вольгары до сих пор в Дендаре? – спросил кто-то, и Кель, наконец отлепившись от дерева, углубился в лес. Ему отчаянно хотелось уединения.
Если вольгары до сих пор в Дендаре, отряд даже не покинет кораблей. Кель вышвырнет Падрига за борт, запрет Сашу в каюте и отчалит в Джеру, ни разу не оглянувшись. Килморда нуждалась в наместнице не меньше, чем Дендар – в королеве, и Кель с радостью провел бы остаток жизни за восстановлением северной провинции. В самой черной глубине своего сердца он надеялся, что вольгары до сих пор в Дендаре, – и знал, что это делает его плохим человеком.
Он засвистел, подзывая Луциана.
Тот убежал во время обвала и так и не вернулся. Кель зашагал через лес, насвистывая и прислушиваясь. В скалах, судя по всему, водились волки, и, если Луциан был ранен, для стаи он мог стать легкой добычей.
Кель услышал хруст ветки, тихое ржание и последовал за звуком. Он отлично знал, что должен взять хотя бы двух солдат – как знал и то, что не повернет сейчас обратно. В переплетении ветвей клубилась тьма, лес зализывал раны и ждал солнца, чтобы в его беспощадном свете пересчитать потери. Луна трусливо скрылась за горизонтом, и даже звезды, казалось, отдалились на безопасное расстояние.
Вдруг слева шевельнулась тень, и Кель с облегчением выдохнул, узнав опущенную лошадиную голову. Однако затем конь отступил во тьму, и Кель снова свистнул, озадаченный поведением друга.
Осторожно ступая по усыпанному камнями подлеску, он двинулся наперерез.
И замер.
Это был не Луциан.
Лошадь, которая ныряла в сумраке, имела тот же вороной оттенок и гриву цвета темного шоколада, но бабки Луциана обхватывали белые носочки. Он был крупным конем, приученным носить всадника в полном боевом облачении, а эта лошадь выглядела намного меньше и изящнее. Сейчас она скользила прочь, словно приглашая последовать за собой.
Кель не поддался. Вместо этого он остановился как вкопанный и потянулся к ножу за голенищем сапога. Лошадь тоже застыла и выжидающе повернула голову. Затем она заржала – звук, пугающе похожий на человеческий смех, – и резко растаяла. Кель следил, как грива превращается в густую шерсть, а длинный лошадиный нос – в узкую морду. Изменение было беззвучным и почти незаметным, и Кель на мгновение ощутил ту же растерянность, которую всегда испытывал в присутствии Тираса, когда он преображался.
Но только на мгновение.
Еще через секунду на том месте, где стоял конь, возник волк. Он рывком потянулся, вскинул голову, с вызовом глядя на Келя, и тот осознал, что это та самая волчица, чье возвращение предсказала Саша. Она фыркнула, словно насмехаясь, и спокойно удалилась в подлесок.
Кель замер в нерешительности. Он был не настолько глуп, чтобы в одиночку сунуться в логово зверя, но ему нужно было разобраться в происходящем. Взгляд капитана остановился на кустах, где скрылась волчица. Перевертыш хотел что-то ему показать.
Луциан действительно был крупным конем. Кель заметил бы его и раньше, если бы жеребец не лежал так неподвижно. Он был мертв. Поводья запутались в зарослях ежевики, будто конь сломя голову ринулся через кусты и застрял. Но тогда вокруг не было бы столько крови. Коню практически вырвали горло.
Кель упал на колени возле друга и со стоном прижал руки к зияющей ране.
– Нет, нет, нет, – запричитал он. – Нет. Господи, нет.
Но Луциан, который ни разу в жизни не ослушался его приказов, уже не мог ответить хозяину. Тело его было холодным, глаза слепо смотрели в небо, а Кель не умел исцелять смерть.
Когда он выпрямился, волчица была тут как тут – неподвижно сидела неподалеку, не сводя с него мерцающего взгляда. У Келя побежали мурашки по телу. Затем силуэт зверя дрогнул и начал расплываться, переплавляясь в нечто иное.
