Именно одна из таких незаметных дверей в боковой части дворца сейчас и открылась. За ней была беспросветная темнота узкого коридора без единого светильника. Но людям, которые оттуда вышли, свет внутри был, видимо, и не нужен – они могли идти по этому проходу с завязанными глазами. Собственно, они так и делали. Из дверей вышла небольшая процессия голых рабов в глухих кожаных масках, которые полностью закрывали лицо. Не было прорезей даже для носа или рта, и оставалось загадкой, как им удается дышать в такой «сбруе». Само собой, видеть через свою маску они тоже не могли, однако двигались уверенно, и стороннему наблюдателю сразу становилось понятно, что они выполняют привычные действия, которые совершали уже сотни, если не тысячи, раз.
На мускулистых плечах рабов лежали носилки. На одних распласталась женщина – ее лицо закрывали длинные белые волосы, а на вторых был мужчина со множеством татуировок на теле. Ангелику и Стилетто выносили из Черного зала, где ими всю ночь занималась разъяренная Дамиана.
Пленники выглядели совершенно обессилевшими, разбитыми и измученными, но явных следов пыток заметно не было, так что оставалось только догадываться, что вытворяла с ними безжалостная брюнетка. На некоторые мысли наводили только покрасневшие участки кожи на груди, ягодицах и внутренней стороне бедер Ангелики. Ее влагалище до сих пор поблескивало от влаги, а губы были искусаны и опухли.
На Стилетто же заметить следы бурной ночи было вообще нереально из-за густой татуировки. Однако, судя по тому, что он тоже лежал на носилках без движения, избежать пристального внимания Дамианы не удалось и ему.
Рабы прошуршали босыми ногами по плиткам двора и аккуратно переложили тела мужчины и женщины на импровизированное ложе, расстеленное прямо на мягких коврах веранды. Сверху спускался полог из тончайшего темно-синего маркизета, который защищал дремлющих людей от назойливых лучей солнца, мошкары и порывов ветра. В изголовье постели стоял столик с фруктами и графином лимонада. Если бы кто-то бросил беглый взгляд на веранду, он увидел бы двух отдыхающих людей, которые покинули свои уютные кровати, чтобы насладиться чарующей свежестью раннего утра.
Некоторое время и Ангелика, и Стилетто лежали без движения. Было даже непонятно, спят они, в обмороке или просто без сил. Наконец девушка пошевелилась, с трудом подняла руку и сжала ладонь мужчины, глядя на него сияющими лазоревыми глазами. Скрывать чувства было больше не нужно, и во взгляде снежноволосой красавицы плескался океан нежности и тепла. Она слегка сжала пальцы возлюбленного и горячо зашептала:
– Да, это был ты. Я помню тебя еще с тех давних пор, когда я была простой подругой банды футбольных хулиганов. Но кто знал, что мы встретимся снова… Я так ждала тебя, искала и постоянно о тебе помнила…
Стилетто открыл глаза, долго-долго смотрел на лежащую рядом с ним девушку, и его взгляд затуманивало сомнение. Только было непонятно – то ли оно касается слов белокурой царицы, то ли отчаянный грек никак не может поверить, что она рядом с ним и все, что сейчас происходит, правда. Так ничего и не ответив, он прижал тонкую руку к губам и жадно вдохнул сладкий аромат, исходивший от девичьей кожи.
Но Ангелике этого было мало. Она хотела убедиться, услышать из его уст, что он тоже ее помнит, что чувства взаимны. Девушка столько лет жила призрачной надеждой, подавляя ее опостылевшей ролью домины, безликими любовниками-рабами, призрачным чувством власти и вседозволенности, что сейчас ей нужна была однозначность. Сердце внутри сжималось в болезненный комок, из-за чего становилось трудно дышать. Но какова бы ни была правда, Ангелика должна была ее услышать, поэтому она спросила, не сводя глаз с лица Стилетто:
– Почему ты молчишь? Ты не веришь, что это я?
– Ты – это ты, – улыбнулся он в ответ и еще раз поцеловал руку девушки. А затем его взгляд стал растерянным и почти таким же испуганным, как у собеседницы. – Но я не могу понять, тебя ли я искал все это время.
Ангелика откинула свои прекрасные, как облако, волосы, потянулась к Стилетто и стала покрывать поцелуями его щеки, руки, губы.
– Это я, – шептала она горячо. – Конечно, это я.
Однако из взгляда упрямого афинянина не уходило сомнение. Ах, если бы она могла заглянуть в его душу, в его мысли. Она развеяла бы эту неуверенность в мгновение ока. Но увы… над ней самой продолжает висеть дамоклов меч из растерянности, сомнений и ожиданий, и Стилетто не может помочь ей от него избавиться. Он тоже не уверен. Только его неуверенность еще тяжелее, потому что он не верит себе самому.
Одноглазый грек тем временем безуспешно старался восстановить в памяти, как выглядела ТА женщина. Он прекрасно помнил чувства, которые она в нем вызывала, но совершенно не мог припомнить лица, фигуры. Даже цвет ее волос скрывал черно-серый туман, неумолимо затягивающий все, что было связано с мучительницей. Она унизила его, сломала ему жизнь, а он не мог заставить себя вспомнить о ней хоть что-то конкретное, за что можно было бы зацепиться…
Зато внезапно в памяти стали всплывать образы, которых Стилетто не касался очень давно. Они настойчиво стучались и требовали его внимания. Мужчина сопротивлялся – сейчас его волновали совсем не эти выцветшие картинки из прошлого, а другие – яркие, но скрытые его собственным подсознанием. Однако память ничего не желала слушать, она захватила его и потащила за собой, как несущийся на всех парах локомотив.
Десять лет назад Стилетто звали совсем иначе. Он был молодым контрабандистом. Нахальным и бесшабашным, не ведавшим ни страха, ни сомнений, ни угрызений совести. Работал он тогда на архимафиозо Марио Лучиано. Правда, сам босс себя так не называл, предпочитая скромно именоваться «простым торговцем». В этом непритязательном титуле была немалая доля правды. Дон Марио никогда не был «простым», но, бесспорно, мог с чистой совестью считаться торговцем. Он покупал и продавал все подряд, не гнушаясь ничем, что запрещалось законом. Перечень товаров у Лучиано был невероятно обширен: от ворованного антиквариата и машин до оружия и новейших наркотиков. Но самым большим и самым прибыльным рынком его империи был, конечно же, рынок «живого товара». Марио Лучиано специализировался на торговле людьми и именно этим заработал себе всемирную известность и репутацию человека, у которого есть все.
Особой статьей доходов выступали девушки и юноши, «обученные особым образом». Спрос на них всегда был невероятно высок, так что поток спецтовара никогда не оскудевал. Кандидатов для обучения нередко ловили прямо на улицах – благо бедных и густонаселенных районов хватало по всему побережью Средиземного моря. Затраты на такой отлов были мизерными, а прибыль огромной.
Но тогда Стилетто еще ничего этого не знал. Он был зеленым юнцом и ужасно гордился тем, что перешел из простой футбольной банды под крыло дона Марио. Работая на такого известного босса, мелкий афинский хулиган сам себе казался больше и значительнее. Стилетто старался изо всех сил, выполнял сначала мелкие поручения, а затем и более сложные задания. В конце концов его заметил сам Лучиано и, отечески похлопав по плечу, приставил охранять «живое золото».
