Постепенно сбавив скорость, Пег остановилась рядом с Россом. Блейз неуклюже лежала на шее кобылы, ее глаза были закрыты, губы двигались в беззвучной просьбе, а косточки пальцев, крепко сжимавших шею лошади, побелели.
— Я здесь, милая.
Росс бережно снял ее с лошади и уложил на траву.
— Виски отравлено, — открыв глаза, прошептала Блейз и потеряла сознание.
Три часа спустя Росс ходил взад-вперед по гостиной Инверари. Доходя до окна, он отодвигал портьеру и выглядывал во двор, потом поворачивался, пересекал комнату и смотрел на портрет Габриэль Фламбо.
Он должен был прислушаться к Бендеру, не позволять Блейз выступать жокеем на Пегги, он должен был предвидеть, что она станет мишенью.
Герцогиня Инверари обещала сообщить о состоянии Блейз, но еще не появилась, а герцог Инверари и отец Росса встречались с членами «Жокей-клуба».
— Сядьте, Макартур. Вы нас утомляете.
Росс остановился и посмотрел на Ликоса Казанова, расположившегося на диване, и на Бобби Бендера и Руни, сидевших на стульях.
На пороге гостиной появились герцог Инверари и герцог Килчурн, и, когда они вошли в комнату, Бендер, Руни и даже князь Ликос встали.
Не сказав ни слова и не взглянув ни на кого из них, герцог Инверари взял стакан виски, который подал ему старый друг. Он пил виски и молчал.
— Пег одолела сопротивление, — сообщил им герцог. — Правила действительно не включают в себя запрет женщинам быть жокеями. Теперь это упущение исправлено. — Он выразительно посмотрел на Росса, а затем обратился к тренеру и жокею: — «Клуб» прощает вам соучастие в этом деле, поскольку у вас не было выбора, вам пришлось выполнить волю маркиза. Вы остаетесь работать у меня. А сейчас можете идти.
Бендер и Руни поспешили покинуть гостиную, пока герцог не передумал, поскольку понимали, что, если Инверари их уволит, они останутся без работы. После случившегося их никто не возьмет.
— Твое членство в клубе не аннулируется, — обратился герцог к Россу, — но «Клуб» считает тебя проштрафившимся и будет за тобой следить. — Он допил виски и поставил стакан на стол. — Я поднимусь наверх поговорить с доктором Эллиоттом и женой о здоровье дочери и вернусь, чтобы сообщить вам, как обстоят дела.
С этими словами герцог покинул комнату.
— Как ты мог так безответственно вести себя? — набросился герцог Килчурн на сына, как только его друг скрылся за дверью. — Ты поставил меня в неловкое положение, но что еще хуже, подверг опасности дочь моего друга. Она могла погибнуть, не говоря уже о том, какой ущерб ты нанес ее репутации.
Росс молчал, понимая, что заслуживает худшего, чем просто выговор, но его отцу следовало проявить больше благоразумия и не устраивать ему взбучку в присутствии князя.
— Ну? Тебе нечего сказать?
— Ты прав, отец. — Росс посмотрел ему в глаза. — Я вел себя неправильно.
— Вел себя неправильно! Ты чуть не довел все до катастрофы.
Отец отошел от него, несколько успокоенный раскаянием сына.
Вскоре в гостиной появились герцог и герцогиня Инверари.
— Не волнуйся, Магнус, — на ходу успокаивала мужа герцогиня.
Инверари налил себе виски, но не стал смаковать, а выпил залпом. Росс испугался самого худшего. А вдруг Блейз умрет? Как он сможет жить дальше?
— Моя дочь пришла в себя, — сообщил им Инверари. — Доктор Эллиотт уверен, что ей подлили снотворного, но она поправится.
— Хорошие новости.
Росс почувствовал огромное облегчение.
— Вы меня успокоили, — сказал Ликос.
— Однако есть кое-что еще. — Герцог помолчал и добавил: — Уверен, то, что я скажу, останется в тайне.
— MarF'/c, не нужно впутывать в это его светлость, — остановила его герцогиня.
— Его светлость ужинал на балу с Блейз, — напомнил ей герцог, — и постоянно наносил ей визиты.
— Я могу поручиться за его поведение, — заявила герцогиня. — Ты только устроишь скандал.
— Если ты не заметила, Рокси, Росс и Блейз уже находятся в центре скандала.
— Уверяю вас, ваши светлости, — заговорил Ликос, — я сохраню вашу тайну.
Герцог Инверари взглянул на Росса, заставив маркиза мысленно поежиться, потом долго смотрел на Ликоса и снова перевел взгляд на Росса.
— От кого беременна моя дочь?
Росс ушам своим не поверил. Он станет отцом?
— Я женюсь на Блейз, — сказал князь Ликос.
— Я женюсь на ней! — рявкнул Росс. — Она носит моего наследника.
— Блейз отказалась назвать имя отца, поэтому я не смог обвинить Росса. Я благодарен вам за ваше предложение!
Герцог протянул руку князю.
— Можете положиться на мое слово.
Ликос пожал герцогу руку и кивнул герцогу Килчурну.
— Поздравляю с предстоящим отцовством, — улыбнулся он Россу и покинул гостиную.
— Надеюсь, ты обладаешь такой же способностью убеждать, как и способностью соблазнять, — обратился герцог Инверари к Россу. — Блейз отказывается выходить замуж, и если она не согласится, я тебя убью.
— Не нужно все так драматизировать, — вмешалась герцогиня. — Конечно, они поженятся. Блейз будет на все смотреть по-другому, когда отдохнет. Через пять лет мы со смехом будем вспоминать об этом деле.
— Я, быть может, так долго и не проживу, — отозвался герцог, — мои дочери раньше времени вгонят меня в гроб. Жаль, что я произвел на свет не сыновей.
— Сыновья тоже заставляют нас седеть, — заметил герцог Килчурн другу.
— Пойду поговорю с Блейз, — сказал Росс.
— Ты поговоришь с ней, когда я это позволю, — охладил его пыл герцог Инверари. — Не раньше, чем завтра.
— Я вернусь утром.
Росс вышел из комнаты, но успел услышать, как Инверари сказал его отцу:
— Давай выпьем за наших общих внуков.
Блейз сидела в углу гостиной и смотрела на портрет матери, Паддлз свернулся у се ног. Блейз никогда не знала мать такой, какой она была изображена на портрете, — молодой, совершенно невинной и невероятно счастливой. Женщина, какой ее знала Блейз, была сломлена потерей семьи во время террора, любовью к мужчине, который не решался жениться на ней, и рождением семи внебрачных дочерей.
Габриэль Фламбо была графиней, но общество не принимает женщин, которые нарушают его законы. Общество менее строго относится к грехам джентльменов, отводя в сторону свой коллективный взгляд и делая вид, что ничего не замечает.
Жизнь несправедлива. Женщины могли быть или женами, или любовницами, и лишь мужчинам позволялось быть не только мужьями и любовниками.
Теперь Блейз понимала, что Габриэль пила, чтобы заглушить боль, и жалела, что была к ней недостаточно добра. Почему понимание пришло так поздно? Блейз была готова отдать правую руку на отсечение, чтобы повернуть время вспять и заново прожить те дни. Была бы еще жива ее мать, будь Блейз к ней добрее?
