Ответить на эти вопросы было некому. И Синтии иногда приходило в голову, что Микаэла думает о том же.
Синтия всей душой рвалась облегчить страдания девушки. Взять бы ее под крыло, заключить в объятия, тесно прижать к сердцу, дать хоть частицу материнской любви, которой та никогда не знала.
Но Микаэла никого не допускала в свой внутренний мир, и защитой ей служила броня холодного достоинства, поистине непробиваемая, исключавшая любые попытки сблизиться с ее стороны.
Синтия боялась за девушку, она снова и снова спрашивала себя: есть ли хоть у кого-то право вмешиваться в чужую жизнь. Ведь она вмешалась: она фактически заставила Микаэлу отказаться от любви. Но ради чего?
«Вправе ли я судить, что верно, а что нет?» — смиренно спрашивала себя Синтия. И вопрос этот она задавала себе не один раз в последующие недели.
Роберт вознамерился дать грандиозный костюмированный бал, и Синтия, без сил от нескончаемых увеселений, сделала бесплодную попытку отговорить его от новой безумной затеи.
— Слишком рано, — возражала она, — или, если хотите, слишком поздно. Многие еще в Шотландии. И вечерами уже будет холодно, выйти и погулять в саду нельзя. Куда как лучше дождаться зимы и устроить бал под Рождество.
— К Рождеству сообразим что-нибудь еще, — стоял на своем Роберт. — И костюмированный бал сейчас так порадует Микаэлу.
Синтия взглянула на него и решила не возражать. Ей было ясно: здесь не просто стремление развлечь Микаэлу. Правда заключалась в том, что он тратит безумные деньги и не жалеет сил, искренне стремясь искупить зло, содеянное восемнадцать лет назад.
Синтия жалела Роберта всей душой. Ведь он так стремится сделать свою дочь счастливой! Но она-то хорошо понимала, что ни деньги, ни старания тут не помогут. Он создал ей положение, поселил в старинной родовой усадьбе — а у нее лишь одно на уме: Хью Мартен. Синтия была преисполнена сострадания, однако чем могла она помочь? Совсем еще недавно она и сама была такой лее.
— II не возражайте, пожалуйста, бал нужно устроить сейчас! — заявил Роберт непререкаемым тоном, в котором чувствовалась явная враждебность.
Синтия видела: Роберт показывает зубы, нарывается на ссору, ему хочется одолеть ее в споре, показать, что он хозяин положения.
— Я против, — сказала Синтия, — но спорить не стану. Вы устраиваете бал, вы назначаете и время.
— Весьма любезно с вашей стороны, — заметил не без сарказма Роберт.
На мгновение взгляды их встретились — и нелепое раздражение, охватившее обоих, развеялось как дым.
Роберт весь последний месяц вел себя по отношению к Синтии подчеркнуто вежливо и отстранение — ни лишнего взгляда, ни слова, ни намека на близость. Можно было подумать, что она — почтенная вдова, которую связывает с ним лишь общая забота о благе Микаэлы.
Синтия была признательна ему за эту сдержанность, какой прежде он не отличался. Но при этом она вдруг обнаружила, что ее вовсе не радует такая перемена. Но задаваясь вопросом, почему вдруг Роберт так изменился по отношению к ней, она решила, что знает ответ — все, что касалось его лично, он отодвинул на второй план, подчинив все интересам Микаэлы. Все его внимание и забота сосредоточились сейчас на ней.
Синтия догадывалась — он намерен добиться у дочери признательности и любви, занять важное место в ее жизни.
И все же полное равнодушие к ее особе, отсутствие прежнего внимания, поглощенность лишь своими заботами подчас сильно задевали Синтию, хоть она и не хотела себе в этом признаться.
Она постоянно была начеку, готовая отразить любое вторжение в ту сферу, где кончаются отношения чисто дружеские.
И вот теперь она, кажется, добилась своего: ей не на что жаловаться. Как ни обидно, но он, кажется, полностью к ней безразличен.
Роберт обращается к Синтии за советом во всем, что касается Микаэлы. Он обсуждает с ней свои планы, но так, словно перед ним почтенная тетушка: сугубо официально, ни тени личного отношения ни в голосе, ни в поведении.
Он встал из-за письменного стола и прошел в другой конец комнаты.
— Итак, Синтия, на сегодня, видимо, все.
Он повернулся к ней спиной, и она вдруг почувствовала себя одинокой и заброшенной.
— Роберт! — Она сама не знала, что скажет, это было как крик о помощи, вырвавшийся помимо ее воли.
Он обернулся, но в эту минуту с высоко поднятой головой и холодным блеском с глазах появилась Микаэла.
Микаэла всем своим видом выражала торжество, словно бросала отчаянный вызов. Она улыбалась, и Синтия отметила, какая это вымученная, безрадостная улыбка.
— А я искала вас обоих, — сообщила она. Синтия поняла по ее тону, что им сейчас сообщат нечто малоприятное.
— Да? — отозвался Роберт с напряжением в голосе.
— У меня для вас новость! — сказала Микаэла. — Новость, которая, я уверена, приведет вас обоих в восторг! Я выхожу замуж!
— За кого! — хором воскликнули они оба.
— За Артура Марриотта! — был ответ. — Почему я не слышу поздравлений?
Она насмехалась над ними с безудержной и неоправданной жестокостью.
— Ты сошла с ума! — закричал в ярости Роберт.
— Вряд ли подходящее замечание в адрес дочери перед лицом такого события, — возразила Микаэла. Она села, нога на ногу, на край дивана. — Ты должен радоваться, что сбыл меня с рук.
Говорила она с издевкой, которая Синтии казалась горше слез. Подойдя к Микаэле, она положила руку ей на плечо.
— Микаэла, дорогая моя, зачем вы это делаете?
Резким движением Микаэла высвободилась.
— И у вас возник такой вопрос? По-моему, все предельно ясно. Я ни на минуту не сомневаюсь, вы разлучили меня с Хью лишь по одной простой причине — вы свято чтите незыблемый английский постулат: девицы до брака должны сохранять чистоту и невинность. Это и определяет вашу позицию, хотите или не хотите вы в этом признаться. Ну, так вот, я не так глупа, как вы полагаете. Вы сделали все возможное, чтобы исковеркать мне жизнь. Вы заставили меня отказаться, — по крайней мере, на какое-то время — от того единственного человека, который мне дорог. Но не все так мрачно. Замужняя женщина в Англии может делать все, что ей заблагорассудится, если муж не возражает. А если возражает — можно развестись по суду! А потом я могу пускаться во все тяжкие. Так что, друзья мои, я выхожу замуж.
— Я запрещаю тебе! — вспылил Роберт.
— В таком случае я убегу с Артуром, — спокойно парировала Микаэла. — Поверьте, он готов принять меня на любых условиях — он, представьте, любит меня.
— Но Артур намного старше, — вмешалась Синтия. — Вы будете с ним несчастной. Он скучный педант, убежденный холостяк по натуре.
