Часто металлурги чеканили и выдавали жалованье монетами, изображая на них свои некоролевские лица.
Монета Джона Уилкинсона, 1788 год.
В столице встревожились: не республиканский ли это заговор? Нет, это был не заговор. Но смелые изобретения действительно рождаются в смелых и дерзких умах. Вспомним, например, Тома Пейна — автора первой модели железного моста, выставленного в Лондоне, человека с пламенным сердцем и автора «Прав человека».
Тем временем чугун уже использовался революционными способами металлургами вроде Джона Уилкинсона. В 1787 году он построил первую в мире чугунную лодку и завещал, чтобы гроб с его прахом доставили на кладбище именно на ней. В 1808 году волю мастера исполнили: после смерти Уилкинсона чугунный гроб с его телом погрузили на построенную им чугунную лодку. Это судно прошло под Железным мостом, который он возвел в 1779 году в соседнем Шропшире.
Бросило ли вызов строительство из чугуна строительству соборов? Безусловно. Это была героическая эпоха. Вспомним другого исторического персонажа — Томаса Телфорда, умевшего прекрасно вписывать железные сооружения в ландшафты. Он родился в семье бедного пастуха, с юных лет пошел работать подмастерьем каменщика. Сумел стать инженером-строителем дорог и каналов, был дружен с поэтами. Возведенный им акведук, который несет воды канала Лланголлен над рекой Ди, показывает, насколько тонко Телфорд чувствовал материал и масштаб пейзажа. Надо сказать, что все памятники промышленной революции отличаются древнеримским размахом, который демонстрирует силу духа республиканцев.
Людей, которые совершили промышленную революцию, обычно изображают как дельцов с железной хваткой и отсутствием любых иных мотивов, кроме корысти. Это, конечно, глубочайшее заблуждение. Многие из них были изобретателями и поэтому оказались в бизнесе. И большинство из них не принадлежали англиканской церкви, а придерживались пуританской унитарной или другой аналогичной традиции. Джон Уилкинсон находился под сильным влиянием своего шурина Джозефа Пристли, ставшего впоследствии известным химиком. Однако его увлекала не только наука, он был одним из первых унитарных министров, провозгласившим принцип: «наибольшее счастье наибольшего числа людей».
Джозеф Пристли, в свою очередь, был научным консультантом Джозайи Веджвуда. Последний сегодня наиболее известен как человек, создававший столовую посуду для аристократии и королевской семьи. Действительно, он занимался этим промыслом, но выполнял только очень дорогостоящие заказы. Например, в 1774 году он изготовил по заказу Екатерины Второй сервиз на тысячу персон. Работу он оценил в две тысячи фунтов стерлингов — самый дорогой заказ из всех, которые тогда выполняли мастера, хотя материалом для сервиза был веджвудский кремовый фаянс и на изготовление сервиза его пошло на 50 фунтов. Но знаменитым и богатым Веджвуда сделал не фарфор, а обычные глиняные изделия для повседневного пользования. Их мог купить любой человек на улице за шиллинг. И именно они изменили кухни рабочего класса времен промышленной революции.
Веджвуд был неординарным человеком: изобретатель и мудрый торговец, он искусно применял на практике научные методы, что позволяло сделать производство продукта и его продажу более выгодным и точным делом. Например, он решил сложную проблему, существовавшую с древнейших времен, — изобрел способ измерения высоких температур в печи, придумав пирометр. Неудивительно, что после этого его избрали членом Королевского научного общества.
Джозайя Веджвуд не был исключением, таких людей, как он, насчитывалось в Англии несколько десятков. Веджвуд же входил в Лунное общество Бирмингема (Бирмингем все еще был группкой промышленных поселений), которое насчитывало как раз десяток членов, собиравшихся в полнолуние, — отсюда и название. Они собирались, когда светила полная луна, потому что для таких людей, как Веджвуд, живших в отдалении от Бирмингема, темные дороги были небезопасны.
Веджвуд не был самым крупным промышленником в обществе. Лидером по праву считался Мэттью Болтон, который привез в Бирмингем Джеймса Уатта. Вместе эти два инженера построили паровую машину. Мэттью Болтон обожал рассуждать об измерениях, он говорил, что ему на роду было написано стать инженером, потому что он родился в 1728 году — именно столько кубических дюймов в кубическом футе.
Видную роль в Лунном обществе играла медицина, так как в ней также были достигнуты кое-какие успехи. Уильям Уитеринг, один из бирмингемских врачей, открыл лечебные свойства дигиталиса. Другим известным участником Лунного общества был доктор Эразм Дарвин — дед Чарльза Дарвина. А кто был другим дедом? Джозайя Веджвуд.
Подобные сообщества являли собой пример социальной ответственности (в английском смысле) деятелей промышленной революции. Хотя тут я не совсем справедлив, потому что такой подход формировался под сильным влиянием мыслей Бенджамина Франклина и других американцев. Красной нитью через него проходила простая вера в то, что хорошая жизнь — нечто большее, чем материальное благополучие, но материальное благополучие необходимо для хорошей жизни.
Англии потребовалось сто лет, прежде чем идеалы Лунного общества воплотились в викторианской Англии. Самые простые вещи получили повсеместное распространение, а теперь они кажутся смешными, как викторианская открытка. Смешно думать, что хлопчатобумажное нижнее белье и мыло могли изменить жизнь бедноты. Но такие простые вещи — угол в железной печурке, стекла в окнах, выбор еды — значительно подняли уровень жизни и благополучия. По современным меркам, индустриальные города XVIII века были трущобами, но для людей переселение в дом ленточной застройки из сельского дома означало освобождение от голода, антисанитарии и болезней и появление множества возможностей. Спальня, на стене которой висит нравоучительный текст, кажется нам смешной и выспренной, но для жены рабочего это был первый опыт благопристойного поведения в частной жизни, отделенной от остальных. Вероятно, железная кровать спасла от родильной горячки большее количество женщин, чем черный саквояж врача, который сам по себе был тогда нововведением в медицине.
Описанные выше преимущества появились только благодаря массовому — заводскому — производству. Условия труда на промышленных предприятиях были ужасными — школьные учебники тут не обманывают. Но таковыми они остались с прежних времен: плохо оборудованные, тесные шахты и мастерские, жестокая система надзора над работниками. Фабрики работали по образу и подобию сельских кустарных ремесел, без малейшего снисхождения к тем, кто на них трудился.
Загрязнение окружающей среды промышленными отходами также не было чем-то новым. Шахты и мастерские точно так же загрязняли ее раньше. Мы привыкли считать экологические проблемы бедой нашего времени, но на самом деле безразличие к природе, к здоровью и благополучию людей проявлялось веками, приводя к ежегодным эпидемиям чумы.
Новое зло, с которым раньше человечество не сталкивалось, — это зависимость человека от темпа работы машин, мощь и энергия машин. Первое время рабочие жили по нечеловеческому графику, зависевшему от мощи воды, а затем пара. Нам сегодня кажется безумием (это и было безумием), что производители подвергались воздействию бившей из котельных мощи круглосуточно. Трудолюбие провозгласили основной добродетелью, а праздность — смертным грехом, поставив ее даже перед жестокостью и другими пороками. В воскресных школах дети выучивали наизусть слова:
