Книга Айфонгелие - Георгий Зотов

(бар «Рок-н-ролл», с довольно ярким освещением)

– (Выдыхая после рюмки.) Вот мне интересно. Вы все хором ругаете наш мир. Жалуетесь, как он скучен, развращён, сделан из целлулоида, насколько человеческие чувства подменены телевизором и компьютерными играми. Разве когда-то люди были другими?

– (Несколько неуверенно.) Разумеется, были.

– О, надо же. То есть в вашем веке, Александр Сергеевич, не существовало предательств, измен, извращённого секса, наркотиков и погони общества за баблом? Насколько мне известно, автор «Алисы в Стране чудес», достопочтенный Льюис Кэрролл был наркоманом. Да, сейчас люди лезут драться из-за косо брошенного взгляда, будучи под «мухой», однако в ваше время за такое вызывали на дуэль и убивали. Вы ведь сами…

– (С достоинством.) Всё не так легко, сударыня. Мерзавец французик возжелал мою жену.

– (Шёпотом.) А вы сами никогда не желали чужих жён?

– (Наморщив лоб.) Милочка. Вы же должны понять – я творческий человек. И для вдохновения мне необходимо трахать всё, что движется, а что не движется – толкать и тоже трахать. Иначе у меня не получится дивных стихов, коими до сих пор восхищаются в мире. Секс – двигатель таланта. Желал, каюсь, желал. Но сугубо во имя искусства.

– Искусство автоматически означает блядство нон-стоп?

– Если хотите, то да. Вы знаете, у вас постоянно какая-то грызня между писателями, актёрами, певцами. Как они друг друга ненавидят, как завидуют. Соцсети открыть невозможно: один про другого что-то накляузничал, а тот парировал, и двадцать страниц ругани. Это всё с недоёба, сударыня. Когда у человека есть постоянная любовь, он не тратит время на сущую ерунду. Посвящает его своей единственной, а не ответам на комменты.

– А вам не хотелось вызвать на дуэль личность, обосравшую ваши стихи?

– Постоянно. И это естественное чувство – пристрелить существо, коему не нравятся произведения, начертанные благодаря неустанным молениям музе. Напишут, что рифма никуда не годится, вроде как «ботинки-полуботинки», и что тебе делать? Вежливо объяснить подлецу его ничтожность не получится. Правда, сейчас всё ещё смешнее. Я не представляю, как поступить тому же Бондарчуку или Михалкову, чьи фильмы оскорбляют все сто процентов населения Великороссии. Ведь каждого жителя на дуэль не вызовешь.

(Уже довольно привычный звон бокалов.)

– (Теряя терпение.) Допустим. Но современность лучше хотя бы с технологической точки зрения. Прежде вы мучились, отправляя курьеров, а сейчас послал эсэсмэс – и всего делов. Даже на улице вы можете позвонить приятелю, любимой. Разве это не прекрасно?

– (Без сомнений.) Нет. Тебя везде и всегда могут достать – чего ж тут прекрасного, сударыня? Вы уходите из конторы, и тут вам названивает министр, дескать, ещё много дел, надо вернуться. Вам звонят ночью, в выходные дни, в Рождество, в Пасху, где бы вы ни были – с детьми на прогулке, с женой в постели, в бане или даже, пардон муа, в отхожих местах. И подобные вещи вы называете удобством? Да это ад кромешный.

– (Слегка, что называется, «зависнув».) Блин. Возможно. Хорошо, давайте возьмём передвижение. Вспомните лошадей. Извозчиков. Четверики, пятерики, шестерики. По городу ехали часами. Теперь сел в машину – и мчись себе с ветерком куда угодно.

– Простите, я так полагаю, что вы шутите. Где в белокаменной вы поедете с ветерком? У вас такие пробки – по-пластунски быстрее. Вы предпочитаете киснуть в железных повозках, нежели пересесть на метро, безлошадную «конку». Тратите кучу времени на ерунду. А вот на извозчике по Москве передвигались куда быстрее. И главное, везде можно было припарковать сани и не платить за это состояние, а саму лошадь не угоняли. С какого счастья мне радоваться подобной дребедени и называть её вершиной технического прогресса? Вы тут с ума посходили, а я отчего-то должен восторгаться вашим безумием.

– (Теряя терпение.) О’кей. Но в двадцать первом веке с таким ранением в живот, как у вас, люди выживают. Вы умерли. А благодаря современной медицине – жили бы!

– (С усмешкой.) Простите, и именно вот ЭТО всё вы называете жизнью? Торчать на работе по двенадцать часов, а потом разогревать замороженную еду и три часа перед сном пялиться в телевизор? Сударыня. Я не исключаю, что умер и нахожусь в преисподней. Нормальные люди не считают подобное существование даром богов. А здесь им прямо-таки гордятся. Чем больше трудишься, чем сильнее изнурён, тем горячее к тебе уважение. Помилуйте. В наше время пахотой подобного уровня занимались крестьяне.

– (С радостью.) Вот! Вы – дворяне. Белоручки. Разъезжали в каретах по балам, Парижам, покупали себе фраки и цилиндры. А крепостные тем временем пахали на полях, словно бессловесный скот, жили в жутких условиях. Вы продавали их и покупали. Ваше сибаритство и нежелание знать, как живут простые люди, довели страну до революции.

– (Философски.) Простите, что-то у меня во рту пересохло от умных разговоров.

– (Бульканье.) Пожалуйста, Александр Сергеевич.

– (Выпив.) Покорнейшей благодарю. Пожалуй, мне следует согласиться. Дворяне не видели, как живёт простой народ, да и, честно говоря, было не особо интересно: в деревне не обсудишь на французском вкус тушённого в вине фазана. Мы казались небожителями с нашими дворцами, имениями и сюртуками ценой в годовое жалованье кузнеца. Однако будьте любезны сказать мне, сударыня, чем ваша ситуация отличается? Я наблюдаю личностей, за копейки взявших в собственность нефтяные товарищества, пролезших на высокие места в политике, укравших из казны миллионы. Они по виду своему такие же графы и князья, как и раньше, – гуляют в ресторанах с шампанским, нанимают на эти… кор-по-ра-тивы цыганские хоры, берут на содержание безголосых певичек. И откровенно презирают людей, дающих им безбедную жизнь, – рабочих собственных предприятий или граждан, избравших их на должность в парламент. Скажете, нет?

– (Неуверенно.) Вы… как-то… ну, в общем…

– Вот в том-то и дело, ма шери мадмуазель. Тут, как говорят французы, какая-то хуйня получается. На какой круг истории ни пойдёшь – везде аристократы и крепостные. Одни кормят домашних собачек икрой, а другие пашут от зари до зари за кусок хлеба. Технические новшества удивить не могут – в своё время паровоз считался прорывом инженерной мысли. Теперь он летает по воздуху, но в чём смысл, если повседневная жизнь не меняется? И у нас, и в Северо-Американских Соединённых Штатах, и в Европе, и где-нибудь в дебрях Африки человеков продают и покупают, как тысячи лет назад. Изменились лишь только названия. Нынче рабов зовут «клерк», «менеджер» и «секретарь», а современную кабальную купчую или крепостное право – «кредит».