Художник — это не кто иной, как тот, кто забывает все, чему он научился, чтобы познать себя.
Эдвард Эстлин Каммингс[6] Благодаря опыту совместного околосмертного переживания, полученного вместе с Санджаем, я знал, что вдруг оказался на другом пути, и моя дхарма изменилась. Но куда она меня привела? Я обрел опыт совместной смерти, когда физически здоровый человек сопровождает умирающего друга в его последний путь. Эти переживания описываются с древнейших времен. Но в моем случае присутствовал неожиданный поворот событий: мне была ниспослана встреча с Иисусом.
Я не знал, что она означает. Я не знал точно, как поступить. Поначалу я подумал, что нужно перейти в христианство, но, как понял впоследствии, здесь имелось в виду совершенно другое. Иисус просил меня «распространять учение о всеобщей любви и христианском сознании», но это необязательно означало, что я должен перейти в христианство. Он сказал, что отныне меня зовут Михаил, из чего я сделал вывод, что мне отведена такая же роль, как у архангела Михаила. Опять же такое умозаключение выглядело призывом обратиться в христианскую веру. Но потом я вспомнил историю святого Михаила: христиане, католики, православные и даже некоторые евреи считают его архангелом Бога.
Как индус, которому было велено взять имя Михаил и распространять учение о христианском сознании, разве я не мог охватить максимально возможное число людей, независимо от их вероисповедания, делясь с ними одной идеей: «Прощайте, любите, исцеляйте»?
Я собирался побыть некоторое время у матери в Индии. Как всегда, я с нетерпением ждал нашей встречи и был исполнен благодарности за то, что она все еще здесь, со мной. Но во время долгого перелета в Нью-Дели мысль о встрече с Иисусом никак не шла из моей головы. После нескольких беспокойных дней в Нью-Дели я решил побыть вне дома, чтобы разобраться с теми вопросами, которые по-прежнему не отпускали меня. Я планировал искать ответ в буддистском лагере высоко в Гималайских горах, куда проще всего добраться экспрессом «Джамму Тави».
Мне было совестно, что я оставляю свою мать, но когда мы тронулись, это чувство вины рассеялось. Поезд выехал из Нью-Дели в Патанкот. Маршрут пролегал через другие индийские города, а также обширные сельские местности. В Патанкоте я покинул поезд, пересел в такси, и мы поехали по горному серпантину. Машина медленно поднималась в горы и долины Гималаев. Густонаселенные города Индии растаяли в голубой дымке, сменившись крутыми горами, глубокими долинами и темно-зелеными лесами. Таксист так близко подъезжал к краю пропасти, что иногда казалось, будто мы висим в прозрачном воздухе над отвесной скалой.
От извилистых поворотов и узких дорог в теснинах высоких скал и горных долин у меня ёкало сердце. Здесь никто не соблюдал правил дорожного движения, оставалось полагаться только на рассудительность и смелость самих водителей. Из-за качки в такси у меня начался приступ тошноты, и понадобилось время, чтобы прийти в себя и забыть о страхе перед грозящей смертельной опасностью. Как только я это сделал, то увидел, что окружающая меня красота была раем на земле.
В Дармсале, где располагается резиденция Далай-ламы в изгнании, я наконец покинул такси и был счастлив почувствовать под ногами твердую землю.
Поездка напугала меня, и когда я начал рассказывать о ней в буддистском лагере, монах цыкнул на меня и велел молчать, пока ко мне не обратится гуру. Затем он дал мне первое задание: медитировать не менее восьми часов в день.
Такое сосредоточение на ясности ума нередко достигается повторением какого-либо слова или мантры. Однако в этом лагере основное внимание уделялось дыханию, а не мантрам, разновидности медитации випассана. Нас, учеников, проинструктировали сосредоточиться на дыхании — на вдохе и выдохе. Тем самым мы могли прояснить свое сознание, чтобы получить откровение. По крайней мере, мы на него надеялись.
Во время поездки на поезде моя внутренняя борьба усилилась. Должен ли я прибавить к своим религиозным убеждениям идеи христианства и всех других мировых религий? Это вообще возможно? Эти вопросы занимали меня в течение первых двух дней медитации, я забывал о правильном дыхании, и оно становилось прерывистым.
Потом, на седьмой день долгих медитаций, пришло озарение. На шестом часу по телу прокатилась дрожь, дыхание стало быстрым и хаотичным. Я почувствовал тепло, и покалывающее ощущение бросило меня в пот. Волна энергии поднялась с низа моего позвоночника и вверх к голове. Я услышал хлопок, который означал, что открылись мои чакры — те энергетические узлы, которые выстраиваются вдоль позвоночника и воздействуют на тонкое энергетическое поле.
Когда энергетическая волна достигла коронной чакры на макушке головы, мое дыхание стало медленным и глубоким, и вместо беспокойного чувства я ощутил высшее блаженство и безусловную любовь. Это состояние сознания, называемое пробуждением кундалини, представляет собой опыт глубокой медитации, который может привести к глубочайшему медитативному состоянию. И это случилось со мной.
