— Непременно поговорю, ваше величество, не сомневайтесь.
— Знаю, Хилл. Знаю. А теперь в постель… я очень устала. Завтра, конечно, опять… официальные церемонии…
«Официальные церемонии, — подумала Эбигейл, — и герцогиня Мальборо будет стоять справа от королевы, ее уже признали носительницей такой власти, какой не обладали даже любовницы королей. А Эбигейл Хилл заточена в спальне королевы на тот срок, какой будет угоден ее светлости».
На другой день, встретясь с королевой, эрцгерцог Карл выглядел посвежевшим. Анна готовилась к приему гостя. В три часа должен был состояться большой обед, за ним концерт, следом ужин, опять музыка и, разумеется, игра в карты.
Анна с трудом подавляла зевоту. Обед в три часа и долгие увеселения до ужина. Посидеть бы часок в зеленом кабинете! Видно, что Георг разделяет ее желание.
У Сары, естественно, такого желания нет. Какая энергия! Какая живость! От одного взгляда на нее у Анны начинает болеть голова. Но до чего она красива! До чего хороша! Как ею все восхищаются! И неудивительно.
Карл, представший перед королевой и фрейлинами в красном мундире, был очень красив.
Эрцгерцог оказывал Саре знаки внимания. Как и все остальные, он знал о ее влиянии при дворе. И Сара радовалась этому! Участвовать в подобных церемониях было для нее блаженством. «Мы с ней совершенно разные!» — подумала Анна.
Как рада она была, когда ужин окончился, и дорогая миссис Фримен предстала перед ней с чашей для мытья рук и переброшенным через плечо полотенцем.
Карл поднялся и хотел взять полотенце с ее плеча.
— Оказывать эту услугу ее величеству — мой долг и моя честь, — сказала Сара.
— Но может, позволите на сей раз мне удостоиться этой чести? — ответил Карл.
Он взял у Сары полотенце, обмокнул в воду и, поднимая руки королевы, омыл их, потом вымыл свои. Сара держала чашу. Глаза всех присутствующих были устремлены на нее. Потом эрцгерцог достал кольцо с бриллиантом и надел Саре на палец.
Глаза Сары довольно блеснули. Это являлось признанием значительности ее персоны.
В своих апартаментах Сара вытянула вперед руку со сверкающим на пальце бриллиантом.
— Стоит целое состояние, — сказала она.
Джон взял ее руку и поцеловал.
— Знаешь, почему эрцгерцог так поступил? — спросил он.
— Потому что знает — раз нуждается в поддержке Англии, то должен заручиться моей.
— Сказано в духе моей Сары.
— А как мне еще говорить?
— Только так. Я хочу, чтобы моя Сара была сама собой даже в мелочах.
— Значит, ты ценишь меня по достоинству.
Герцог обнял ее.
— Приятно, — сказала она, — когда тебя обнимает гений, величайший на свете человек.
— Нет, — возразил Мальборо, — гений — в моих объятиях.
— Вдвоем мы можем все, Джон.
— Тебе понятно, почему эрцгерцог так поступил?
— Конечно. Я только что сказала.
— Дело не только в этом. Его предок, Карл Пятый, подарил кольцо с бриллиантом любовнице Франциска Первого, когда та держала так же для него чашу. Но он опустил кольцо в воду. Карл надел его тебе на палец. Не мог поступить с герцогиней Мальборо, как с королевской любовницей.
— Еще бы. Я — респектабельная женщина и довольна тем, что хотя бы моя неуклюжая подруга подает хороший нравственный пример своим подданным.
— Да, Сара, но что с королевой? Разве ты не должна находиться при ней?
— Этой ночью, милорд, я буду находиться только при одном человеке. Зачем, по-твоему, я пристроила Эбигейл Хилл горничной?
— Думаешь, разумно пренебрегать… — начал было Мальборо.
Но она рассмеялась ему в лицо. Такое время, как это, было самым драгоценным для них обоих.
После Рождества Джон оставался в Англии, он разрабатывал планы весенней военной кампании. Сара делила свое время между королевой и мужем, при каждой возможности она уезжала в Сент-Олбанс. Недовольная Мэри получила место фрейлины после смерти леди Шарлотты Биверуорет. «Там я смогу приглядывать за ней», — мрачно сказала Сара. Отношения между матерью и дочерью были напряженными, так как Мэри была не из тех, кто кротко сносит вмешательство в свою жизнь. Джон, огорченный неладами между женой и дочерью, всеми силами старался их помирить, но любящая его Мэри дала ему понять, что любви к матери не питает.
— Кому только нужны дети! — кричала Сара. — Неблагодарные существа!
Но Мэри, угрюмая и злая, всячески избегала матери.
— Это пройдет, — сказала Сара. — Я помню, как она злилась раньше.
Когда праздновали день рождения Анны, в Сент-Джеймском дворце представили пьесу Джона Драйдена «Все за любовь».
Празднество было приятным, тем более что Анна объявила о своем желании отметить день рождения созданием фонда помощи бедному духовенству. Эта мысль давно тревожила ее, объясняла она министрам, потому что служителям церкви платят очень мало.
Зимними днями, когда Георг дремал, отвечая невпопад на обращения супруги, Анна беседовала об этом с Хилл. Эбигейл прекрасно понимала, насколько обеспокоена королева, так как слышала, что многие священники с семьями живут в крайней нужде.
— Служить церкви, Хилл, и нуждаться! Помню, епископ Бернет советовал поступить так моей сестре Марии и ее мужу Вильгельму. Но попусту. Вильгельм думал только о войне… а Мария находилась целиком под его влиянием. Я рада, что милый принц совсем не такой. Лучшего мужа и быть не может…
Эбигейл перебила ее:
— И лучшей жены, чем ваше величество.
Анна улыбнулась.
— Спасибо, Хилл. Я пожелала бы всем подданным быть такими же счастливыми в браке. Печалит меня лишь одно, Хилл. У меня нет детей. А мой мальчик… Но я рассказывала тебе о своих планах. Хочу организовать фонд помощи для священников. Переводить весь свой доход от церкви обратно в церковь… На благо духовенству. Я уже обсуждала этот вопрос с министрами и попросила их принять соответствующий закон. Мой дядя, король Карл II, отдавал эти деньги своим любовницам. А я хочу отдавать тем, кто посвятил жизнь моей церкви.
— Ваше величество очень добры.
— Я хочу добра своему народу, Хилл. Ты, конечно, меня понимаешь.
Эбигейл опустила взгляд и кивнула.
Вскоре фонд был создан, и о нем стало известно по всей стране. Его назвали «Дар королевы Анны»; и когда королева покидала дворец, люди приветствовали ее возгласами. За ней закрепилось прозвание «Добрая королева Анна».
РЕВНОСТЬ ГЕРЦОГИНИ
Джон готовился к военной кампании всю весну.
— Я покончил с осадами и малыми сражениями, — сказал он Саре. — Настало время решать судьбу Европы.
