Олобогенг окрестила нас «Касаненскими Куду», ибо, сказала она, эти животные не только сильны, но и быстры. И хотя мы с Элизабет старательно поддерживали свою команду, игроков которой, увы, нельзя было даже с натяжкой назвать ни сильными, ни — за исключением Стеллы — быстрыми, но уже к перерыву между таймами стало ясно, что это прозвище было не слишком уместным. Тем не менее в наставлениях в перерыве я делал наилучшую мину и выдавал насколько только можно бодро лозунги вроде «мы разгромим их в пух и прах», «еще раз организуем проход, дорогие друзья», «вырвем победу из челюстей поражения». Когда судья — весьма пристрастный учитель из намибийской школы — дал свисток к началу второго тайма и я отослал наше воинство на площадку, бодрость духа в команде восстановилась. У всех, за исключением Ботле. Я перехватил его крадущимся в направлении Старой Королевы-Мамы: вне всяких сомнений, мальчик собирался славно вздремнуть на заднем сиденье. Широко зевая и закатывая глаза, он по моему приказу поплелся назад на поле, где его тут же сбил с ног противник много больших габаритов. Во взгляде бедолаги, когда Элизабет вновь придала ему вертикальное положение, сквозила укоризна.
Мы проиграли с разницей в двузначное число.
И все же дети как будто не выглядели впавшими в отчаяние, когда пили лимонад перед посадкой в Старую Королеву-Маму (к слову, вызвавшую международное восхищение). Несомненным было то, что это оказался весьма полезный пробег в рамках подготовки детей и, главное, меня к трудностям путешествий по Африке, да и научиться принимать поражения тоже было не лишним. Правда, пока нам не пришлось оставаться где-то на ночь, да и с какими-либо значительными затруднениями мы не столкнулись.
И пока мы с грохотом двигались на холм по направлению к Касане и через скоростной пропускной пункт на ботсванской границе, я лелеял мечту, чтобы все наши последующие выезды оказывались такими же простыми. Увы, я слишком хорошо себя знал: это так и осталось мечтой.
Когда наконец все дети были отправлены по домам, я двинулся к веренице магазинов, припарковался и, словно в каком-то фильме про маленький американский городок, вошел в супермаркет. Поздоровавшись с ммэ Чикой, матерью Ботле, поглощенной сражением с выдвижным ящиком кассы, я сделал кое-какие покупки. На ужин в моем меню значилось тушеное мясо куду, и я планировал притащить домой все ингредиенты, приготовить блюдо и совершить трапезу на маленькой веранде, наблюдая за бегемотами, растянувшими свои толстые конечности на замбийском берегу Чобе. Я твердо решил удалиться внутрь до того, как слоны выйдут на свою ночную прогулку.
К своему немалому удивлению, забираясь в Старую Королеву-Маму, я заметил под навесом одного из магазинчиков Дирка, весьма бурно ведшего беседу с неким гораздо более стройным типом. И когда Дирк двинул своими крупными плечами и тяжело топнул ботинком, я наконец увидел человека, с которым он довольно бесцеремонно общался. Хотя лицо его собеседника и было искажено гримасой полнейшего уныния, я тут же признал в нем отца Артура. Видеть его в обществе Дирка уже само по себе было странно, а его измученный, немощный вид и вовсе шокировал; да и к тому же я совершенно не мог представить, о чем эти двое вообще могут говорить. Дирк как будто никогда не испытывал особой потребности пообщаться с местными.
Нахмурившись, я бросил мясо и пару бутылок «Сент-Луиса» в холодильник, которым теперь обзавелся в кабине, и стал медленно пробираться сквозь высыпавшую на улицу ранним вечером толпу.
Интересно, о чем же говорили Дирк и отец Артура?
Глава 10
Дорога на Пандаматенгу
Мы миновали въезд в аэропорт Касане, и над нами с низким гулом проплыл уже знакомый бежевый фюзеляж четырехместной «чессны», принадлежавшей моему новому другу Крису: самолет как раз заходил на одну из своих мягких, шумных посадок вприпрыжку. После футбольной тренировки мы все так устали, что я пообещал детям развезти их по домам, хотя обычно они добирались сами. Мы повернули и въехали на аккуратную территорию, служившую одновременно и гражданским аэропортом, и авиабазой Ботсванских сил обороны, — на дальнем конце поля стояли три военных самолета.
Долли, до этого пребывавшая в несколько угрюмом настроении, после того как я сказал девочке, что надо бы уступить место спереди и кому-нибудь другому, внезапно оживилась. Высунувшись из окошка, она помахала солдатам на бетонной площадке.
— Мистер Манго, знаете, чем я хочу заняться, когда стану взрослой? Хочу служить в БСО, как мой папочка. И может быть, я даже стану первой женщиной-тсвана, которая летает на самолетах.
Долли наверняка не раз бывала в аэропорту, большинство же остальных детей от открывшегося их глазам зрелища замерли в немом восхищении. Касаненский аэропорт из всех виденных мною подобного размера был, несомненно, самым изящным, аскетичным и безупречно чистым. Заправлял здесь всем добродушный человек по имени ррэ Сентле, как раз сейчас махавший мне от стойки регистрации. Крис, тот самый пилот, — помните его? — тоже подошел со взлетно-посадочной полосы поприветствовать нас.
Это был довольно пухлый рыжеволосый коротышка сорока с лишним лет, работавший на одну из частных чартерных авиакомпаний. Он был родом из Зимбабве, и уже одно лишь то, что он не называл себя, как это делали многие другие белые, «родезийцем» или, еще хуже, «роди», расположило меня к нему с первой же нашей встречи. Я сразу же понял, что Крис ни в коем случае не разделяет той весьма отталкивающей и, несомненно, свидетельствующей об ущербности убежденности в собственном превосходстве, свойственной столь многим, кого я здесь встречал.
Крис улыбнулся и помахал всем детям, а Блессингса, своего соседа, шутливо ткнул кулаком в плечо.
С детьми всех возрастов и любого происхождения он вел себя очень естественно. И вообще говоря, именно его способность ладить практически с любым новым человеком и привлекла меня в нем во время нашего знакомства в баре «Старого дома». Криса частенько можно было застать там за скабрезными разговорчиками в самых разношерстных компаниях.
— Пойдемте-ка, ребятки. Хотите ведь посмотреть мой самолет? — предложил он. — Мистер Манго, есть у вас время?
Большинство детей захихикали, услышав из уст пилота мое новое прозвище, и обратили на меня умоляющие взоры, чтобы я разрешил им посмотреть. Поскольку по натуре я отзывчивый и чуткий, а также потому, что сам я еще не видел этой машины, возражений с моей стороны не последовало. Пребывая одновременно в восторге и ужасе, я какой-то частицей своей души буквально жаждал усесться за приборную панель этого одномоторного самолета.
— Ну что, ребятишки, чем думаете заняться, когда вырастете? — Вопрос, неотступно преследующий меня и по сей день. В современной Ботсване, с ее невероятно расширившимися возможностями выбора, вопрос этот становится все более привычным. В стране, где некогда большинство детей с раннего возраста были вынуждены трудиться на пастбищах в буше, теперь перед ними открывалось столько же путей, сколько и перед их сверстниками на Западе. У многих моих подопечных, несмотря на относительно малый возраст, уже имелись кое-какие задумки. Так, Скайи и Олобогенг хотели работать в городе, вернуться в Габороне и устроиться куда-нибудь в офис. Кортни интересовался окружающими птицами и животными и мечтал стать егерем. Хэппи, к моему удивлению, пришел к выводу, что хочет стать поваром в каком-нибудь большом домике для сафари. И он, кстати, уже помогал своему дяде в чадящей стальной кухне в «Мовена». Ху — как мне кажется, из-за весьма сильного давления со стороны сверстников, желавших, чтобы он соответствовал определенному стереотипу — решил связать свое будущее с китайскими боевыми искусствами и сниматься в кино. Китти и Стелла лелеяли более прозаичную мечту стать врачами, и их частенько можно было увидеть в задней части класса лечащими кукол. Порой девочки вознамеривались полечить и Китсо, который, кажется, был только рад оказываемому ему вниманию. Естественно, всем этим мечтам было суждено осуществиться лишь после того, как ребята закончат свои успешные карьеры футбольных игроков.
