Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Мое возвращение не остается незамеченным, вездесущая ребятня, которой даже февральская вьюга нипочем, мчится вслед за Ураганом по узкой деревенской улочке, оглашая окрестности радостным визгом. Немногочисленные взрослые испуганно жмутся к стенам своих лачуг, кланяются едва ли не до земли, провожают настороженными взглядами. Сердце перестает болеть, но бьется так часто, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Скоро я увижу свою маленькую Клер и отца, и аббата Алануса. Про Гуго стараюсь не вспоминать, не из страха, во мне давно не осталось страха, просто думать о нем противно.
Ворота замка гостеприимно распахиваются, а я морщусь от пронзительного скрипа – раньше ворота не скрипели. К Урагану, согнувшись в три погибели, подбегает старый Луи, слуга, которого я знаю с пеленок. Конь еще не успевает остановиться, а Луи уже виснет на поводьях, с невразумительным бормотанием жмется к лошадиному крупу.
– Господин, мой господин вернулся! – это первые слова, которые я могу разобрать.
Наклоняюсь, ободряюще хлопаю слугу по сгорбленной спине.
– Луи, Ураган тебя едва не затоптал, – говорю я со смесью укора и нежности.
– Рене, мой мальчик, – Луи поднимает ко мне лицо, по морщинистым щекам струятся слезы. Мне хочется думать, что это слезы радости. – Ты вернулся, и старый Луи может умереть, с чистой совестью последовать за своим господином.
– Последовать за господином? – Внутри становится холодно и пусто, я не спрыгиваю, а почти падаю с коня. – Отец?..
– Уже два года… – Луи втягивает седую голову в плечи, точно боится, что я его ударю, – два года мы живем в аду, мой господин, – теперь он смотрит мне прямо в глаза, и в его старческих морщинах мне чудится ненависть.
– А Клер? – боюсь спрашивать, потому что уже знаю ответ.
– Пройдем в дом, мой господин, – Луи снова опускает голову. – Здесь очень холодно.
– Где Клер? Она жива?
– Жива, мой господин, – Луи разворачивается и, не глядя на меня, семенит к замку.
Сабурин
К тому моменту, когда сборы были закончены, погода окончательно испортилась. Небо из ярко-голубого сделалось мрачно-серым и вот-вот собиралось разразиться мелким дождиком. В воздухе пахло сыростью и меланхолией. Не оставалось никаких надежд на то, что через часок-другой все устаканится. На ближайшую пару дней лето отменялось.
Сабурин такую погоду не любил. Он был человеком крайностей и мог адекватно воспринимать либо абсолютную жару, либо тридцатиградусный мороз. Ну, на худой конец, грозу – как неизбежное, но скоротечное зло. А всякие полутона не для него. Работоспособность сразу падает до критического уровня, и организм, игнорируя команды хозяина, начинает настраиваться на непозволительный лирический лад. А тут еще предстоит дорога. Да не триста километров, как утверждала вчера Белоснежка, а все триста восемьдесят. Это, между прочим, три часа за рулем, не считая времени, которое потребуется, чтобы выехать из города. Сейчас уже одиннадцатый час, значит, до родового гнезда они доберутся в лучшем случае часам к трем дня. Если накинуть еще пару часов на осмотр дома и отдых, то получится, что выезжать обратно придется ближе к вечеру, а вечером в Москве час пик – это всем известно. Выходит, день, по-любому, можно считать убитым. И еще хорошо, если им удастся хоть что-нибудь отыскать в той дыре, которую – Сабурин был в этом абсолютно уверен – представляет собой деревенька Зябровка. А то ведь вполне может статься, что смотаются они впустую, только бензин сожгут и драгоценное время потеряют.
Настроение испортилось окончательно. Сабурин мрачно следил за дорогой и с Белоснежкой почти не разговаривал. К тому моменту, когда они выбрались наконец за МКАД, пошел дождь. «Дворники» лениво шаркали по лобовому стеклу, сметая мерзкую, похожую на морскую пыль морось. Белоснежка, свернувшись клубочком, дремала на переднем сиденье, а Сабурин заводился все больше и больше.
Никогда раньше с ним такого не случалось, чтобы здравый смысл и здоровый прагматизм потеснила самая банальная жалость. Он принципиально не подавал милостыню, не подбирал на улице бездомных котят, не бросался очертя голову переводить через дорогу старушек, а тут какая-то белобрысая пигалица умудрилась, не прилагая к этому особых усилий, взять его в оборот. Да, сначала в его действиях присутствовала исключительно финансовая заинтересованность – не каждый день тебе предлагают три тысячи баксов за мелкую услугу в виде предоставленного на пару дней убежища, – но потом-то все пошло наперекосяк, он сам возомнил себя тимуровцем и взялся опекать совершенно незнакомую девицу. Да ладно бы опекать, это еще полбеды. Речь-то идет о куда более серьезных вещах, и дело, в которое он так глупо вляпался, вовсе не безопасное. А еще погода эта осенняя сбивает с правильного настроя, навевает нехорошие мысли, не позволяет расслабиться ни на секунду.
Километров через сто оказалось, что погода – еще не самое большое зло. Прав был классик, утверждавший, что в России всего две беды – дураки и дороги. В ряды дураков Сабурин недавно записался вполне добровольно, а сейчас вот убедился в верности и второй части высказывания. Желая сэкономить время и бензин, он выбрал самую короткую дорогу. Путь этот был указан на карте ярко-черной линией, не тонкой и не толстой, вполне проходимой. Но то на карте, а на деле выяснилось, что дорожка-то фронтовая, вся в выбоинах и колдобинах, не ведавшая ремонта со времен Первой мировой. И теперь, чтобы сохранить в целости и сохранности колеса и подвеску, приходилось ползти со скоростью пятьдесят километров в час.
Измученный дорогой Сабурин вполголоса матерился и проклинал все на свете: Белоснежку с ее родовым гнездом, погоду, дорожников, того козла, который рисовал карту, ну и себя, родимого, до кучи.
Тем временем девчонка успела выспаться и сейчас растерянно хлопала глазищами, созерцая мрачные окрестности. Мало того, она еще имела наглость спросить, скоро ли они доберутся до места. Сабурин буркнул, что к ночи, может быть, доберутся, чертыхнулся, объезжая угрожающего вида выбоину, и бросил на девчонку такой красноречивый взгляд, что она втянула голову в плечи и разговоров больше не заводила.
Наконец мучения подошли к концу, и с фронтовой дороги верная «бээмвушка» съехала пусть и не на идеальное, но все же достаточно проходимое шоссе. Дальше дело пошло веселее. Приободрившийся Сабурин втопил в пол педаль газа, рассчитывая хоть как-то наверстать упущенное время, но не тут-то было. Очередная неприятность в виде патрульной машины ГИБДД коварно пряталась в придорожных кустах. Служитель правопорядка, остановив «БМВ» и игриво помахав перед сабуринским носом радаром, призвал нерадивого автолюбителя к ответу. Пришлось отвечать. Ответ был стандартный, отработанный за годы немалого водительского стажа до автоматизма. Вложенная в права купюра должна была убедить гибэдэдэшника в полнейшем сабуринском раскаянии. Но то ли купюра была недостаточно крупной, то ли служитель закона оказался слишком принципиальным, только договориться с ним сразу не удалось. Пришлось выбираться из машины, демонстрировать содержимое багажника, а потом и аптечки, дышать в «трубочку», отвечать на десяток вопросов, чтобы в итоге с виноватой улыбкой сунуть вымогателю еще одну купюру, на сей раз гораздо большего достоинства. В итоге вырваться из лап гибэдэдэшника Сабурину удалось только спустя четверть часа, а дальше, опасаясь повторения инцидента, ехать почти не нарушая скоростной режим. Принимая во внимание все эти жизненные коллизии, не было ничего удивительного, что в Зябровку они въехали лишь в пятом часу вечера.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
