Хамба-хромой в конце концов доковылял до дырки в гарнизонном заборе. Ночной путь через степь оказался долгим. Яркая луна освещала ровные участки, но совершенно зачерняла ямы и впадины, и нельзя было понять, насколько они глубоки и опасны для калеки. Монгол аккуратно их обходил, и от этого дорога показалась длиннее раза в полтора.
Замерзший и уставший, Хамба долго не мог отдышаться. Наконец решился и на четвереньках прополз внутрь.
После того, как капитан Доржи засадил его на десять суток, приходилось быть осторожным. Ночной поход не позволял заработать на пустых бутылках, зато оставлял шансы найти что-нибудь ценное на помойке и не попасться при этом патрулю. Военные – тоже люди, должны хоть немного спать по ночам, верно?
Хромого ждало жестокое разочарование: ни в контейнерах, ни рядом с ними ничего не удалось найти, кроме пары старых ботинок. Обувь была крепкая, но совершенно не годная на продажу старьевщику: монголов с сорок пятым размером ноги не существует в природе…
Вздыхая, добрел до последнего ржавого бака. Кряхтя, перегнулся через борт, вгляделся слезящимися глазами. И обомлел.
На куче вонючего мусора лежала завернутая в светлую тряпку очаровательная кукла младенца с нежным, из белого фарфора, личиком. Хамба осторожно взял находку, вытащил из контейнера. Такая вещь должна стоить очень дорого! У этих кукол открываются глаза, когда поднимешь вертикально, да и звуки при этом они издают забавные. Калеку кольнула обида: его доченька, Гоецэцэг, достойна такой игрушки больше всех на свете. А придется продать, чтобы купить еды.
Хамба присел на бордюр. Положил сверток на колени, начал аккуратно разворачивать. Присвистнул от удивления и тут же испуганно замер.
Все было тихо. Хамба перевел дух и присмотрелся: на шее куклы действительно висела цепочка из светлого металла со странным украшением: две палочки, соединенные серединами под прямым углом. Торопясь, дернул, разорвал тонкий металл, поднес к глазам. Неужели серебро? Все-таки русские непостижимы в своем расточительстве – выбрасывают новые игрушки, да еще и с драгоценностями в придачу!
Хамба кривыми замерзшими пальцами продолжил разворачивать ткань, предвкушая новые приятные сюрпризы. Замер. Ужас схватил за горло, задавил крик.
Отбросив кошмарный сверток, он схватил палку и поковылял прочь, подвывая от страха.
* * *
Невыспавшийся прокурор Пименов зевал, прикрывая рот. Комендант поднял его в пять утра, и уже два часа не было возможности ни присесть, ни выпить хотя бы чашку чая. Только сейчас майор добрался до своего кабинета и собрал всех, причастных к делу.
– Давай, Тагиров, по порядку еще раз. С чего все началось?
– Значит, так, – Марат устало прикрыл глаза, вспоминая. – В четыре тридцать утра гарнизонный патруль при обходе территории военного городка возле дома офицерского состава номер три обнаружил подозрительный предмет. Там еще помойка рядом. Начальник патруля с одним патрульным остался на месте, второй патрульный вызвал помощника дежурного по комендатуре, то есть меня. Предмет оказался свертком из белой ткани. Проще говоря – наволочка. Внутри…
Марат запнулся. Перевел дух, продолжил:
– Внутри труп младенца, девочки. Вернее, тогда я еще не знал, что девочка мертвая. Взял ее, побежал в гарнизонный госпиталь, вызвал дежурного врача. Ну, он уже ее осмотрел и сказал… Вот. Я из госпиталя позвонил, доложил дежурному по комендатуре. Тот уже разбудил коменданта. Все.
– Что констатировал доктор? – Пименов обратился к небритому майору-медику.
– В рапорте все описано. Возраст младенца – несколько часов. Девочка доношенная, родилась здоровой. Причина смерти – переохлаждение. Это предварительно. Вскрытие проведем, все оформим официально.
– Что сам думаешь, майор? – поинтересовался прокурор.
– Ну, что сказать? Видимо, роды на дому. Нами не учтенный случай беременности. Родильное отделение пустое стоит. На учете состоят три женщины – сроки три, четыре и шесть месяцев.
– Их проверяли?
Медик поморщился:
– Чего их проверять? Я же говорю: найденный младенец – доношенный. Был бы недоношенный плод обнаружен, а так… Повторяю: нами не учтенный случай.
– То есть по гарнизону ходила беременная баба, и никто об этом не знал? – скептически хмыкнул Пименов.
– Если она на учет не вставала, не обследовалась – мы как узнаем? – пробурчал доктор. – Может, вообще какая-нибудь гостья. Из другого гарнизона. Приехала из Улан-Батора, например. Родила, ребенка угробила и смылась.
– Или монголка, – задумчиво сказал молчавший до этого комендант.
– Это исключено, – покачал головой медик, – ребенок европейский.
– Да, – добавил Тагиров, – при осмотре никаких вещдоков не обнаружено. Ни пеленок, ни одеяла. Они ее, голенькую, на мороз… Кхм, извините. Только наволочка. Стандартная, армейская, такие солдатам выдают. Обнаружено самодельное клеймо: цифра «два» и буквы «с», «л», «в».
– Так. Вот это уже кое-что. Чьи-то инициалы?
– Я проверил, – Марат вздохнул. – В гарнизоне проживают два человека с такими. Прапорщик Слюньков Леонид Владимирович, сорока восьми лет. С ним проживает супруга, Екатерина Викторовна, сорока семи лет. Старший сын служит офицером в Германии, дочь студентка, в Союзе.
– Кстати! – Пименов щелкнул пальцами. – Может, кто-то из наших старшеклассниц, а? В подоле принесла, и чтобы не нагорело – дочку в мусорку выкинула.
– Нереально, – комендант поморщился, – в школе такое не спрячешь, как беременность.
– Я все-таки помечу, как версию. А кто там второй, Тагиров?
– А второй – всем вам небезызвестный генерал Сергей Львович Воронов, командир мотострелковой дивизии. Сомневаюсь, что он будет тырить у солдат наволочки и самодельным клеймом отмечать, – мрачно ответил Марат. – Хотя, товарищ прокурор, можете у него поинтересоваться: не рожали ли вы кого нынешней ночью, товарищ генерал? Я не рискну.
– Блин, ерунда получается, товарищи офицеры. – Комендант нахмурился. – Какая-то… Я не знаю даже, можно ли тут подходящее слово подобрать… Убила собственного ребенка – и что, уйдет от ответственности? Нельзя такого допустить, я вам скажу. Мы вон с женой чего только не делали, к каким только врачам… Чтобы дите заиметь. А эта тварь… Слов нет.
– Случай жуткий. В моей практике – в первый раз. Все сделаем, чтобы раскрутить, – твердо сказал прокурор. Потом обратился к Тагирову:
– Списки жильцов дома номер три смотрел?
– Товарищ майор, – взмолился Марат, – я все-таки тут при чем? Разве это дело моего батальона касается? Это дело гарнизонное. И вообще, я сейчас в наряде стою. Там дежурный по комендатуре один-одинешенек, от пульта отойти не может. Ни позавтракать, ни, пардон, в туалет. Разрешите, я пойду на дежурство?
– Да, ты прав, лейтенант. По привычке тебя спрашиваю. – Пименов устало вздохнул. – Все последние чепе твои были… Иди конечно, свободен. Мы тут как-нибудь без тебя попробуем.
