– Здесь, как видно, не очень-то любят благодарить господа Бога за свою судьбу, – сказал я, – и… возможно, они правы. Спори его…
Розалинда неуверенно принялась отпарывать крест.
– Что теперь? – спросил я у Софи… – Может, нам лучше бежать, пока не рассвело?
– Нет, – глухо сказала она, не поднимая головы, по-прежнему склоненной над чашей с водой. – Они могут обнаружить труп в любую секунду и решат, что это ваша работа. Тогда они будут искать вас в лесу. Никому ведь и в голову не придет, что вы здесь. А лес они обшарят как следует, будь уверен…
– Значит, нам пока лучше оставаться тут? – спросил я.
– Дня два или три, не меньше, – кивнула она. – Потом, когда они успокоятся, я выведу вас отсюда.
Розалинда оторвалась от своего креста и внимательно посмотрела на нее.
– Почему ты так о нас печешься? – спросила она подозрительно.
Я объяснил ей про Софи и «Паука» гораздо быстрее, чем это можно было сделать словами… Может быть, даже слишком поспешно… Она почувствовала, что это еще не все, и не отрывала глаз от Софи.
Та бросила недостиранную кофту в чан с водой, выпрямилась и медленно приблизилась к Розалинде. Она подошла к ней почти вплотную… Темные пряди волос разметались по ее обнаженной груди, глаза сузились…
– Будь ты проклята! – хрипло выговорила она с дикой яростью. – Слышишь? И оставь меня в покое, а не то!…
Розалинда вся напряглась, но не испугалась и не отступила ни на шаг. Я придвинулся поближе, чтобы в любой момент оказаться между ними. Несколько секунд мы стояли неподвижно: Софи, обнаженная до пояса, что, по-видимому, ее совершенно не смущало, пылающая злобой, готовая, как дикий зверь, к прыжку, и Розалинда, в коричневом платье с полуоторванным крестом, бронзовыми волосами, тускло сверкающими в пламени свечей, с искаженными чертами лица и настороженными, недобрыми глазами… Наконец, напряжение спало. Злоба и ярость, светившиеся в глазах Софи, угасли, хотя поза ее оставалось такой же агрессивной. Но вот губы ее дрогнули, по всему телу пробежала дрожь…
– Будь ты проклята!… – повторила она уже шепотом, но не со злобой, а с усталой горечью. – Можешь смеяться надо мной! Будь оно проклято – твое смазливое личико! Валяй, смейся… Потому что я люблю его! Я!… – она горько засмеялась, будто издевалась над собой. – Но что толку! Даже если… если бы он не любил тебя, разве остался бы он здесь со мной? С такой?!…
Она прижала ладони к лицу и с минуту стояла так, неподвижно, только дрожь волнами пробегала по ее телу… Потом она отвернулась от нас, пошла в дальний угол пещеры и ничком кинулась на матрас.
Мы трое молча смотрели на нее. Один ботинок слетел с ее ноги, и я ясно видел грубую подошву ее ступни с шестью пальцами. Я повернулся к Розалинде. Она посмотрела на меня виновато и сделал шаг к тому углу, где лежала Софи. Я отрицательно качнул головой, и она неуверенно отступила. Было очень тихо. Мертвую тишину нарушали только еле слышные всхлипывания и раздражающее капанье воды.
Петра выжидательно посмотрела на нас, потом на лежащую Софи, потом опять на нас. Никто из нас не двинулся с места. Тогда Петра, видимо, решила, что пришел ее черед, и начала действовать сама. Она присела на матрас рядом с Софи и осторожно положила свою маленькую ручку на темную копну ее волос.
– Не надо, – тихонько попросила она. – Пожалуйста, не надо!
Всхлипывания стали чуть тише, и через несколько секунд темная от загара рука обняла Петру. Плач Софи постепенно утих, стал не таким надрывным и горьким… Он уже не рвал мое сердце на части, а причинял лишь тупую, щемящую боль…
Проснулся я, дрожа от холода, потому что лежал на голом полу, и тут до меня донесся «голос» Мишеля.
– Ты что, весь день собираешься дрыхнуть? – раздраженно спросил он.
Я огляделся и увидел пробивающийся сквозь прикрывающую вход шкуру свет наступившего дня.
– Который час? – спросил я его.
– Около восьми. Уже часа три, как рассвело, – он помолчал и добавил.
– Сражение уже было.
– И что?! – нетерпеливо спросил я.
– Мы знали, что они наверняка устроят засаду и выслали вперед разведку, а сами притаились и стали ждать. Те приняли разведчиков за основной отряд, кинулись на них скопом… Ну, тут подоспели наши… Они и глазом моргнуть не успели, как все было кончено. А у нас двое или трое раненых…
– Значит, вы уже близко?…
– Да. Те из них, кто уцелел, спасаются поодиночке. Теперь нас уже ничто не задержит…
Положение было незавидное. Мы не могли двинуться с места, пока не стемнеет, но если сюда ворвутся «наши», они непременно нас тут отыщут.
– А что там слышно у друзей Петры? Из этой… Селандии? – спросил, помолчав, Мишель. – Как ты думаешь, можем мы всерьез рассчитывать на их помощь?
– Вы, безусловно, можете на нас рассчитывать, – неожиданно ясно и твердо прозвучал ответ подруги Петры.
– Когда это произойдет? – спросил ее Мишель.
– Все будет, как я сказала, – уверила она его, – вам осталось ждать не больше восьми часов.
Вдруг я отчетливо уловил исходящие от нее волны какого-то… гадливого отвращения и… страха.
– Это… Это ужасная земля… – сказала она. – Мы видели много Плохих Земель, но даже представить себе не могли, что есть еще и такое. На целые мили вокруг видно лишь какое-то… расплавленное черное стекло! Иногда мелькает обычная Плохая Земля, но потом опять эта… это черное! Как можно сделать такое?! Никто из нас никогда не бывал тут раньше… Никто не видел ничего похожего… Все здесь выжжено навсегда! Никогда уже здесь больше не будет ничего живого… Но зачем?! Зачем они это сделали?! Мы… Мы знаем, что страшная сила попала в руки каких-то… несмышленышей… детей, но… Такое могли сделать только сумасшедшие! Горы превращены в пепел, а равнины в это… застывшее… черное… И это спустя века! На это невозможно смотреть! Невозможно представить, чтобы все… все люди вдруг помешались, но те, у кого сохранилась бы капля разума, никогда бы такого не сделали! Если бы мы не слышали вас, мы давно бы повернули назад… На это нельзя, нельзя смотреть без содрогания!…
Ее резко прервала Петра всплеском отчаяния, взорвавшимся у нее в мозгу. Мы не знали, что она уже проснулась и что она поняла из услышанного. Но она явно уловила их потаенное желание повернуть назад. Я вмешался и стал, как мог, утешать ее… Когда она чуть-чуть утихла, женщина из Селандии переключилась на нее и стала уверять, что они нас ни в коем случае не бросят. Потихоньку Петра успокоилась и Мишель спросил:
– Дэвид… как там насчет Рэйчел?
– Петра, детка, – сказал я, – мы уже далеко от дома, и никто не может дотянуться до Рэйчел. Может, ты попробуешь?
Петра согласилась.
– Спроси ее, нет ли вестей от Марка? – попросил я.
