Дженис ответила не сразу.
— Я видала тебя несколько раз здесь, в городе, — равнодушно бросила она.
Снова наступило молчание, потом Джефф вежливо поинтересовался:
— Ты идешь на автобус, или тебя ждет машина? А может, лошадь?
— Ни то, ни другое, и даже ни третье. Я теперь живу в городе.
Лицо Джеффа удивленно вытянулось:
— О! Вот как! И далеко ли?
— Нет, мы, вообще-то говоря, уже пришли.
Луч электрического фонарика, которым она
подсвечивала себе дорогу, взметнулся вверх, и Джефф увидел старый обветшалый дом с покосившейся дверью и крохотными окнами.
«Не может быть, что она живет в такомместе, — подумал Джефф. — Для нее это почти трущоба!»
Дженис резко остановилась, и Джефф едва не налател на нее.
— Ты живешь здесь? — не удержался он от вопроса.
— Да, именно здесь! — в ее голосе послышался вызов: «Ну, давай, скажи что-нибудь язвительное по этому поводу!»
«Одна?», — чуть не ляпнул Джефф, но сдержался и, улыбнувшись, сказал:
— Веселого Рождества тебе, Дженис!
— И тебе тоже, — ответила женщина. Порывшись в сумочке, достала ключ, вставила его в замочную скважину и вдруг спросила: — Не хочешь зайти?
Сказано это было таким безразличным, ни к чему не обязывающим тоном, что Джефф решил согласиться.
— Спасибо, с удовольствием, — вежливо поблагодарил он. — У меня еще больше часа до автобуса.
Войдя в дом и очутившись в полной темноте, Джефф почувствовал рядом с собой ее дыхание.
— Не двигайся, я сейчас зажгу свет, а то споткнешься об велосипед, — тихо сказала Дженис.
Тусклая лампочка осветила узкий коридор, почти полностью перегороженный огромным велосипедом. Ее дверь оказалась в самом конце.
— Входи! — пригласила Дженис.
Оказавшись в маленькой, бедно обставленной
комнатке, служившей одновременно кухней и гостиной, Джефф ошеломленно оглянулся.
— Садись, я сейчас зажгу камин, — сказала Дженис, словно не заметив его взгляда.
Он остановился возле круглого стола, накрытого белой кружевной скатертью, чувствуя некоторую неловкость.
Дженис зажгла камин, сняла пальто и шляпу и, бросив их на стул, посоветовала Джеффу сделать то же самое. Досадуя на непослушную левую руку, он медленно снял шинель и положил ее на соседний стул.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросила Дженис, внимательно наблюдая за ним.
— Зависит от того, что ты можешь предложить!
Сейчас, под светом лампы, без широкополой шляпы и высокого воротника, на Джеффа смотрела совсем не та девушка, которую он запомнил перед своим уходом на фронт, и даже не та женщина, что пришла к ним в дом сообщить о гибели своего брата. Джефф задумался: «Сколько же ей сейчас лет? Примерно двадцать шесть». Невольно проскочила мысль, что он знавал и тридцатишестилетних, выглядевших помоложе...
Дженис открыла дверцу буфета, стоявшего рядом с камином, и Джефф увидел на верхней полке две непочатые бутылки.
Дженис повернула голову.
— Могу предложить пиво или шерри, — и, кивнув в сторону плиты, стоящей в дальнем углу комнаты, добавила: — Может, хочешь чая?
Джефф знал, что за бутылочным пивом приходилось выстаивать длинные очереди, а шерри он никогда особо не любил, поэтому решил остановиться на чае.
— С той поры, как я записался в Армию Спасения, я не пил ничего крепче чая, — весело сказал он.
Но Дженис даже не улыбнулась. Молча кивнув, она направилась к плите.
Джефф осмотрелся. Диван с потертой обивкой и два кресла были явно не из нового гарнитура. Три разномастных стула, буфет, опиравшийся остатком обломанной ножки на деревянный чурбак... Нет, до сих пор он не мог поверить, что Дженис живет здесь. Конечно, комната выглядела чистой и даже уютной, но Джефф представил себе, как сморщила бы нос прислуга из дома Брэдфордов при виде этой убогости. Каково же приходится здесь Дженис, выросшей в окружении роскошных вещей и не знавшей ни в чем отказа.
— Тебе с сахаром? — донеслось из угла.
— О нет, спасибо!
Через минуту Дженис принесла маленький поднос с двумя чашками. Увидев, что Джефф все еще стоит, чуть насмешливо бросила:
— Мы не берем доплату за сидячие места.
Он подождал, пока она поставила поднос на стол и села, а потом последовал ее примеру. Взяв протянутую чашку, вежливо поблагодарил:
— Спасибо!
Несколько минут тянулось молчание, потом Джефф смущенно улыбнулся и пристально посмотрел на Дженис.
— Странные вещи иногда происходят, тебе не кажется?
Дженис медленно помешивала ложечкой чай.
— Мне уже ничего не кажется странным, — не глядя на него, ответила она. — Сейчас, с этой войной, мало кого можно еще хоть чем-то удивить. Ну кто, скажи мне, мог предположить, что Дженис Брэдфорд-Браун, в замужестве миссис Боунфорд, не сможет отделаться от двух тупоголовых капралов? Должна признаться, — тут она улыбнулась, — я уже начала терять терпение, это уже третий раз на неделе... С одним я еще смогла бы справиться, но с двумя — это уже слишком. — Улыбка исчезла с ее лица, как будто ее и не было, и Джефф почувствовал, что Дженис с трудом держит себя в руках. — Сейчас все стали отличаться такими «широкими взглядами», полагая, чего еще можно ожидать от разведенной женщины? — Она махнула рукой. — Нет, я не жалуюсь, и уж во всяком случае, не на Ричарда. Я имею в виду, за то, что он не стал изображать из себя джентльмена и не взял на себя вину в нашем разводе. Нет, мне даже любопытно, почему у некоторых возникают подобные мысли, когда речь идет о разведенной? Ты можешь быть замужем и иметь двоих, даже троих... приятелей, но при известной дозе дипломатии все будет шито-крыто и ты будешь принята в обществе. Но стоит тебе хоть раз проявить беспечность, и о тебе кто-то узнает, — все!
Джефф молча смотрел на нее. Кажется, он понял, что так старило Дженис: горечь! Глубоко спрятанная, но от этого еще более пронзительная.
— Все, больше про меня ни слова! — Дженис криво улыбнулась. — Ну, а как ты? Как дела? Я слышала, что тебе тоже досталось и вроде бы особенно пострадали рука и нога?
— Как видишь, я почти в порядке. Обе конечности присутствуют и даже действуют... Так что я еще счастливо отделался, мне всегда везло!
— Да, похоже на то... Ты собирался сделать карьеру, верно? Получил звездочки... Бог мой, я здорово ошиблась тогда; не представляла себе, что ты можешь стать офицером!
— Да, — жестко ответил Джефф, — это у тебя от недостатка проницательности. — Он отлично помнил словечко «неотесанный», которым она презрительно наградила его.