* * *
Овощи спасались бегством от оледенения. Теперь нередко можно было видеть, как стада гигантских бананов мчатся по лугу, подобно крокодилам, затеявшим большую миграцию. Леса следовали за ними. Иногда деревья вышагивали в такт, как солдаты на параде, а иной раз сталкивались, опережая друг друга в этой ужасной гонке. Самыми опасными были клубни картофеля, потому что они собирались в кучи и напоминали огромные, землистого цвета валуны, которые перекатываются сами по себе, не позволяя никакому препятствию остановить их. Если кто-то, на свою беду, встал бы у них на пути, его бы раздавили.
Каждый вечер Пегги Сью и ее друзья тянули короткие соломинки, чтобы узнать, кто останется на вершине холма дежурить. Двое других укрывались в замке. Однажды, находясь среди привидений, Пегги Сью подошла к камину, чтобы погреться и предоставить яйцу возможность созревать в тепле.
Ей удалось забыть фарандолу, придворных и молодых людей с приятными улыбками. Она рассеянно слушала их болтовню и наслаждалась приятным жаром очага. Постепенно у нее возникло ощущение, что яйцо, прижатое к ее пупку, потяжелело.
Но опасность сохранялась: призраки изощрялись, прибегая к тысяче хитростей, лишь бы Пегги утратила ощущение времени. Девочка вскоре заметила, что музыканты окружают ее, как только она приближается к камину.
«Они стараются играть как можно громче, чтобы заглушить сигнал тревоги, сообщающий о приближении дня, – подумала Пегги. – Как они коварны».
Несколько раз ее чуть не обманули эти уловки. Кроме того, тепло навевало на нее дремоту.
– Мы играем с огнем, – бурчал Шин. – Каждый раз мы висим на волоске от гибели.
– Яйцо не дозреет, если мы все время будем дрожать от холода, ты это прекрасно знаешь, – повторяла Пегги.
Она говорила правду. Зажигать огонь становилось все труднее, поскольку почти все деревья сбежали на другой край равнины, чтобы спастись от зимних бедствий. Когда друзья находили сломанную ветку, приходилось хвататься за нее всем вместе, чтобы остановить ее. А она с необычайной силой защищалась и, не колеблясь, осыпала ударами нападавших. Шин весь был покрыт синяками.
* * *
Наконец Пегги Сью услышала, как что-то зашевелилось в скорлупе.
– Есть! – выкрикнула она. – Птенец сейчас вылупится. Напрягите слух.
Она осторожно положила яйцо на гладкий камень и опустилась на колени. Шин сделал то же самое. Голубой пес усердно обнюхивал воздух. Вновь прозвучал стук. На розовой скорлупе обозначилась сеточка трещин.
Трое друзей были очень взволнованы. Они понимали, что с этого момента не имеют права ошибиться. Если им не удастся разобрать странное слово, произнесенное птенцом, оледенение продолжится и поглотит подземное царство.
Упал первый осколочек скорлупы, затем второй. Появилась маленькая пушистая головка с огромным вытянутым клювом.
Сердце Пегги забилось так сильно, что его удары отдавались в ушах.
– Внимание… – пробормотал Шин сдавленным голосом. – Он сейчас заговорит.
– Замолчи! – заворчал на него голубой пес.
Он был на пределе возбуждения и страха.
Птенец вылупился из скорлупы. Перья его вырастали с невероятной скоростью, сменяя пушок, которым он был покрыт. Птенец сделал три неуверенных шажка, потом захлопал крылышками. Перед тем как взмыть в небо, он открыл клюв и запел странную песню, не похожую ни на что известное. Секундой позже птенец уже летел по небу, покинув тройку озадаченных друзей на вершине холма.
– Он… Он не заговорил! – всхлипнул возмущенный Шин. – Он пропел!
– Это обман! – выкрикнула Пегги. – Я такого не ожидала, меня застали врасплох…
– Все дело в том, что вы не певцы, – самодовольно заявил голубой пес. – Когда музыка у тебя в крови, можно запомнить мелодию, даже услышав ее впервые.
– А ты что, певец? – воскликнул Шин.
– Вот именно, – ответил пес. – В скором времени я надеюсь освоить карьеру собачьего рокера… Буду записывать диски для собак, выступать на телевидении, я…
– Хватит! – перебила его Пегги. – Если ты запомнил мелодию, пропой ее нам!
Голубой пес пролаял три раза, чтобы очистить горло, и попытался воспроизвести песню птицы.
– Это вовсе не то! – с презрением сказал Шин.
– Конечно, то! – заупрямился пес. – У тебя нет слуха, вот и все.
– Нет, у меня есть слух, я играю на банджо!
– Это не имеет значения.
– Нет, имеет.
Пегги Сью закричала:
– Прекратите! Вы меня с ума сведете!
Она была расстроена, потому что сама пела, как ржавая рессора, и понимала, что абсолютно неспособна правильно повторить выкрик проклятого птенца.
– Давайте успокоимся, – предложила она. – Поскольку у нас нет иного выхода, придется довольствоваться интерпретацией голубого пса. Предлагаю как можно скорее отправиться в путь и вернуться на гору. Лед надвигается. Посмотрите, «айсберг» стал толще, чем вчера.
Повернувшись спиной к замку-призраку, они отправились назад тем же путем, по которому пришли.
* * *
В течение двух дней они продвигались в направлении, противоположном тому, по которому бежали овощи во время своей великой миграции. Иногда друзьям приходилось прятаться за скалы, чтобы их не раздавило стадо мчащихся галопом картофелин или свора бананов-крокодилов, ползущих на брюхе в сторону теплых краев.
Голубой пес и Шин без конца соревновались в различных вокализах, и каждый уверял, что именно он запомнил «подлинную» песню волшебной птицы. Их воркование стало невыносимым. Пегги была почти уверена, что прав пес. Только животное могло воспроизвести крик другого животного.
Мороз крепчал, и девочка опасалась за голосовые связки своего четвероногого друга.
– Замолчи, – приказала она ему, – или ты подхватишь ангину. Пой мысленно. На всякий случай мы повяжем тебе на шею шарф, не хватало еще, чтобы ты потерял голос!
Пегги, наконец, заметила, что солнце уже не садится. Вокруг них появилось много застывших на лету птиц, а также снежных хлопьев, неподвижно повисших во время падения.
«Мы вступаем в зону приостановленного времени, – подумала она. – Надеюсь, что коридор, ведущий к горе, все еще открыт».
Споткнувшись о камень, она стала падать. Но падала в замедленном темпе и потратила три часа, и даже больше, на то, чтобы коснуться земли, а чтобы подняться, ей понадобилось четыре часа.
В туннеле, открытом бабочкой, время оставалось довольно тягучим, но оно текло так медленно, как льется загустевший от мороза сироп.
Эта скованность приводила Шина в отчаяние. Как большинству мальчиков, ему не хватало терпения, и он упрямо стремился ускорить движение. Пегги Сью вскоре заметила, что на ногах юноши образовались трещины.
