Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
– Свеи! – проревел голос Асмуда. – К оружию!
– Что это?! – воскликнула Рада, подхватываясь. – Опять?
– Опять, маленькая, опять, – проговорил Олег, лихорадочно распутывая перевязь. – Беги к Чаре и будь с нею!
– Ты только не умри! – отчаянно взмолилась Рада.
– Я очень сильно постараюсь, – мягко сказал Олег и побежал на шум битвы.
Нападающих он заметил издали, в прогале между соснами. Свеев было очень, очень много – сотни и сотни викингов и ополченцев наступали с востока и севера, издавая воинственные кличи и потрясая оружием.
Лучники – карелы и русы – стреляли быстро, но передние ряды свеев уже лезли на холм, прикрываясь щитами. Этих доставали дротиками, но ощутимо проредить ряды наступавших варяги не могли – на каждого из них перло по десятку бойцов.
– Отходим! – заревел Хакон конунг. – Полусотне Крута прикрывать!
– Олег! – крикнул Олдама, завидя Сухова. – Сюда! Меч с собой?
Олег молча выхватил клинок.
– Стоим здесь! – прокричал Олдама, описывая мечом круг. – Не пускаем! Дадим бабью уйти…
– Понял.
Сквозь неплотный варяжский заслон прорывались отдельные свеи, один напоролся на меч Олдамы, еще два свалились, схлопотав стрелу от Валита и Сулева.
Утро было раннее, туман рассеивался нехотя, и, когда перед Олегом вдруг нарисовалась фигура викинга, он обмер. А руки сработали будто сами по себе – описали дугу кончиком меча и полоснули врага поперек туловища. Удар был настолько быстр и точен, что викинг просто не успел ответить.
– Ну ты даешь, Вещий! – выдохнул Олдама. – Даже я так не могу!
Ответить Олегу помешали два свея, взлетевшие на холм с копьями наперевес. Тяжелое копье-топор Сухов отбил ногой, аж пятка заныла, и махнул мечом, разваливая свею бок. Пробегавший мимо Олдама добавил, резанув упавшего по горлу. Брызнула кровь, черная в утренних сумерках. Второго копейщика свалил Ошкуй, так махнувший своей любимой секирой, что костлявый хускарл сломался пополам.
– Валит! – крикнул Олдама. – Отходи… К болоту!
– А ты?! – завопил Валит, растягивая лук.
– Щас мы!
Низко тренькнула тетива, и свей, выскочивший из-за дерева, будто отпрыгнул обратно – бронебойная стрела сбила его, укладывая на вечные времена. Низко пригибаясь, проскочил викинг с топором на длинной рукоятке. Он с такой яростью рубил им воздух, что свист стоял. Олег отступил перед этой чертовой мельницей и подхватил копье ополченца, прибитого Ошкуем. Ударил изо всех сил, втыкая листовидный наконечник викингу под кольчугу. А тот будто споткнулся, топор его дрогнул и обрушился вниз, перерубая древко. С глухим рычанием викинг вырвал копье, просадившее ему нутро, и кровь хлынула, как из распечатанного кувшина с красным александрийским вином.
– Отходим! Олег!
Сухов отполз, вскочил и кинулся на голос Олдамы.
Втроем с Валитом они сбежали с холма и помчались в ту сторону, где заходит солнце. Прыгая с кочки на кочку, они одолели болотце, приблизившись к густому ельнику. С опушки им махал рукой Асмуд хевдинг.
– Быстрее!
Олег наддал. Споткнулся, и тут же над его плечом свистнула стрела, вонзившаяся в мшистый ствол старой ели.
– Бежим!
– Куда хоть… бежать? – по очереди выговорил Олдама.
– К волхвам! – ответил Асмуд с оттенком почтения. – К Большому Дубу!
– А можно разве? – промямлил Олдама.
– Нужно! – рявкнул Асмуд. – Понеслись!
И они понеслись.
* * *
Большому Дубу было две тысячи лет. Это священное дерево пережило всех римских императоров, Перикла и Александра Македонского. Десять человек, взявшись за руки, не могли охватить дуб. Развесив облако зелени, он занимал громадную поляну и был окружен позолоченным заборчиком, защищавшим его от набегов диких кабанов. Кровь множества жертв удобрила корни Большого Дуба, а самый толстый сук обвивала массивная золотая цепь – каждый год волхвы, служившие священному дереву, переплавляли драгоценные подношения и добавляли к цепи еще одно звено.
Уже не одно поколение волхвов успело смениться в служении Перунову древу. Последние тридцать лет жрецами числились достопочтенные Чагод, Hyp и Аральт. Они жили втроем в огромном «длинном доме», где смогли разместиться все гридни Хакона конунга, а гражданские грелись на солнышке, опасаясь ступать на тень священного дерева Перуна, покровителя воинов.
Вдруг послышалась протяжная песня. Пели варяги, на полузабытом сарматском языке. Гридни выходили из длинного дома и расходились вокруг Большого Дуба, не прекращая петь. И чем больше их появлялось на поляне, тем громче и торжественнее делалась песнь. Последними вышли Хакон конунг и волхвы – седобородые, статные, в длинных белых одеждах, с посохами в крепких руках. Трижды обведя конунга вокруг священного дерева, Чагод, Hyp и Аральт низко поклонились статуе Перуна, в которой Олег с изумлением узнал работу кого-то из мастеров античности: в тени дуба пряталось мраморное изваяние Ахилла. В правой руке Ахиллес сжимал копье, «ясень пелионский», другая рука удерживала круглый щит. Кудри героя обжимал шлем с гребнем, а лицо выражало надменность и грозную готовность.
Волхвы нараспев выразили Хакону волю бога грозы и войны, и тревожное лицо конунга разгладилось, бледная улыбка расщепила бороду.
Хакон поблагодарил волхвов и вернулся к гриди.
– Асмуд и Крут! – сказал он громко и уверенно. – Выйдите!
Названные вышли и слегка поклонились конунгу.
– Перун просветил нас и рек совет! – торжественно возговорил Хакон. – Эта война – последняя для меня.
По гриди прошел шумок.
– После победы я удалюсь и буду служить тому, кто дарует ее нам, – Перуну! Это честь для меня… – Помолчав, Хакон закончил: – А вы, Асмуд и Крут, следуйте в Старигард, к Рюрику, сыну Регинхери, и призовите его княжить и володеть вами. Такова воля Перуна!
Гражданские при этих словах опустились на колени, воины сняли шлемы и склонили головы.
– Мы послушны воле Перуна! – измолвил Асмуд. – Когда нам выступать?
– Немедля! – изрек Хакон. – И пусть каждый из вас возьмет с собою оруженосца. Выбор за вами.
Асмуд хевдинг медленно обвел глазами строй ополченцев, и, чем ближе к нему шарил суровый взгляд, тем суше делались губы Олега.
– Олега Вещего беру! – решил Асмуд, и Олег почувствовал слабость. Сердце ухнуло в глубокую пропасть души и зачастило, засбоило.
– Ну, а я другана Олегова возьму! – рассмеялся Крут. – Выходь, Пончик!
По дружине прошли незлобивые смешки. Пончика любили – за доброту, за понимание и милосердие, хоть это были и явно не воинские качества. Пончик, бледный и растерянный, не знал, куда и деваться. Обнаружив Олега, он кинулся к нему, вызвав новый прилив смешков.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
